Шрифт:
Закладка:
После ужина он попросит, чтобы мать открыла этот сундук. В него сложены отцовские вещи, от которых словно бы исходит зловещая сила. Всякий раз, когда он думал о них, у него, как сказано в рекламе «Боврила», начинало сосать под ложечкой и вспоминался тот день, когда мать тихим, горестным голосом сказала ему, что отец уехал в отпуск на Кипр с какой-то гречанкой. Потом он раза два слышал, как она плачет в другой комнате.
Взяв рыболовную сумку, он пошел на кухню. Слышно было, как за тонкой стеной, содрогаясь, гремит пианино. Эндрю открыл сумку, и в лицо ему пахнуло волнующим запахом рыбьей слизи и мокрой резины. Он вынул свой улов, вывернул сумку наизнанку и подставил под струю воды из крана. Уснув, два окуня выглядели менее привлекательно: колючие плавники прижаты к туловищу, темные полоски потускнели. Он достал ржавый кухонный нож, вспорол им брюхо, от анальной дырочки до головы, и вытащил внутренности. Его больше не мутило при этом — доказательство, что можно приучить себя к чему угодно, если, скажем, пойти в ветеринары или врачи. Эндрю промыл выпотрошенных рыб, натер их солью и на белой тарелке положил в холодный шкаф: наутро он их съест за завтраком. Когда музыка смолкла, он вошел в гостиную.
— А, вот и он! Ты давно дома? Поди-ка поцелуй маму.
Годфри Уир был в форме, но вид имел довольно неказистый. Китель топорщился на его большом заду, топорщились волосы на затылке, где их безжалостно обкорнали.
— Эндрю! Привет, старик.
— Здравствуйте. — Как обращаться к Годфри Уиру, Эндрю не знал. Если бы понадобилось окликнуть его на улице, пришлось бы крикнуть: «Эй, послушайте!»
— Ну, наудил что-нибудь? Он ездил в имение Певериллов, Брэксби-парк.
— Озеро там классное. Я поймал трех окуней и поделился с Джерими: он поймал одного. А один человек, с которым мы встретились, говорит, что в озере живет громадная щука. — Ему показалось неудобным признаться, что он пил чай у Певериллов.
За ужином он спросил:
— Можно, я открою большой сундук в сарае?
Мать заволновалась.
— Зачем тебе? Это же не твои вещи.
Он ответил с полным ртом:
— Там морская снасть. Подойдет для щуки.
Мать сказала:
— Я думаю, мы это лучше обсудим в другой раз. Хотите еще ветчины, Годфри?
— Мне нужно. Сегодня нужно, после ужина.
— Помолчи. — Она дрожала, явно негодуя на него.
Годфри Уир перехватил его взгляд и подмигнул. Подлизывается, с презрением подумал Эндрю, а ведь понятия не имеет, о чем спор.
4
На второй день они ничего не поймали. Стало намного жарче; над кувшинками, делая внезапные повороты, парили стрекозы. Ближе к середине дня Джерими объявил, что сегодня ему нужно раньше быть дома, потому что к чаю приедут родственники. Эндрю приуныл, чуя подвох, гадая, правда это или отговорка, предвещающая начало конца. Он решил остаться.
Вооружась удочкой потоньше, он удил с мостков. Вокруг, отражая по-летнему тучную листву, темнела вода. Пара стрекоз, кружась в брачном танце, опустилась на его поплавок.
Но вот за привычной сумятицей звуков он услышал, что кто-то приближается издалека сквозь подлесок: треск веток, тяжелые шаги, а потом и шумное дыхание. Первым его побуждением было спрятаться и посмотреть, что будет, но он устоял; шаги между тем захрустели совсем близко, по палым листьям, по валежнику.
На дорожку к мосткам вышла девочка. Ее лицо пылало темным румянцем, обрывки зелени запутались в длинных косах.
— Я шла напрямик. Думала, не успею.
— Ты что, сбежала?
Для него такой поступок был бы вполне в порядке вещей. Ученики из школ-интернатов сбегали сплошь да рядом, хотя в Чолгроув-парке, который славился своей дисциплиной, это случалось редко.
— Да нет. Просто решила избавиться от них ненадолго, а то невмоготу. До чего в горле пересохло. У тебя нет чего-нибудь попить? Я бы сейчас выпила целое озеро.
— «Тайзера»[12] есть немного.
Он вытащил бутылку и откупорил ее. Она припала к горлышку, не позаботясь его обтереть, чем приятно поразила Эндрю. Он обратил внимание, что на ней та же твидовая юбка в елочку, в какой он видел ее первый раз, и та же блузка. Странно, тем более для девочки, одеваться на летних каникулах, как в школе.
Она отдала ему назад бутылку.
— Уф, хорошо. А куда делся Джерими?
— Ему пришлось вернуться. У них сегодня его тетки будут к чаю. — Он покраснел. — Мне, наверно, не полагалось бы, по-настоящему, здесь находиться без него.
— Не беспокойся. Сюда никто никогда не заглядывает. — Несколько мгновений она молча изучала его. Он ждал, что она начнет нападать на него за ловлю рыбы, которую, как он понял, осуждала. Вместо этого он услышал: Ты тогда, в доме, стеснялся?
— Не очень.
— А вид имел такой, как будто стесняешься. Как будто никогда до сих пор не попадал в такие дома и к таким людям.
Эндрю отвернулся, подтянул леску и обследовал наживку. Она оставалась нетронутой.
— Дядя Морис — человек со странностями. Ты заметил?
— Пожалуй.
— Пожалуй? Ты вообще мало в чем разбираешься, верно?
Он промолчал; во всяком случае, он пока не разобрался, как относится к ней самой — хорошо или плохо. Косы, бесспорно, говорили в ее пользу, стянутые на концах резиновыми жгутиками и заплетенные так туго, что отдельные волоски, казалось, не выдержали и лопнули от натуги. Она закидывала их за спину уверенным движением, но, похоже, это было единственное, что она делала уверенно. Безоговорочно признать, что она ему нравится, было бы все равно что поддаться в школе парню, который норовит держать в страхе других, потому что трусит сам. Такому, например, как Утрэм, вкрадчивый верзила с плоскими, даже впалыми коленями. Чем-то Роина определенно напоминала Утрэма.
— Тебе известно, что моя бабушка страшно богата?
— Нет, я не знал.
— Ну так знай. И поэтому мнит, что она — совершенство. У богатых старух это как закон. Если даже от них сбежит муж, или пустит себе пулю в лоб, или сопьется и умрет от белой горячки, все равно они будут мнить, что они — совершенство. Вот и она такая.
Эндрю не понял, к чему это сказано, — понял только, что она слышала эти слова от кого-нибудь из взрослых.
Совсем близко мелодичный голос позвал:
— Куу-и![13] Ау!
— Не бойся.
