— Почему при тебе должна быть сестра?

— Это с тех пор, как я заболела в школе. Она австралийка. Ее наняли мои родители, — прибавила она не без важности. — Они это могут себе позволить, понятно?

Не поворачивая головы, он наблюдал за ней исподтишка. Рассчитывал побыть один, когда уедет Джерими, а тут — вот те здрасьте! — пришла и шлепнулась своей толстой попкой на берег под самым боком, и дырочки для шнурков нахально поблескивают на него с ее полуботинок. Видали мы эти штучки. Утрэм тоже — подкрадется к тебе вплотную сзади и ущипнет пинцетом за прыщик на шее. Оттаскать бы ее за косы, так, чтоб не выдержала и взмолилась о пощаде — и зауважала его.

— Куу-и!

Деланно бодрый окрик разнесся по воздуху, отдаваясь от песчаниковых глыб, — если сестра подойдет еще ближе, то, чего доброго, распугает всю рыбу. Наступила тишина. Должно быть, сестра Партридж спускалась к озеру по одной из тропинок, петляющих в зарослях рододендронов.

— Пойду, пожалуй, — сказала Роина. — Ты еще приедешь?

— Я бы приезжал хоть каждый день, но все зависит от Джерими.

— Честно говорю, здесь никогда нет ни одной живой души. И не обязательно проходить мимо дома, можно попасть сюда иначе. В ограде есть лаз прямо на шоссе. Ну, значит, до завтра.

5

Странное дело, она ушла, и без нее стало пусто. Так, словно самое увлекательное уже позади и дальше будет неинтересно. Он увидел, что поплавок переместился к самой гуще кувшинок. Он взмахнул удилищем: на крючке надежно сидела плотвичка. Эндрю завел ее, не снимая, в чистую воду под мостками и оставил поплавать. Потом вернулся на берег и вынул из полотняного чехла отцовскую удочку для морского лова.

Вечерело, и на черной поверхности озера уже кое-где заплескалась, играя, рыбешка. Угрюмо, виновато, как предатель, Эндрю возился с отцовской снастью. Вчера, когда мать отпирала большой сундук, он стоял рядом. Крепко запахло нафталином и трубочным табаком. Отцовского имущества осталось: зимнее пальто, мягкая фетровая шляпа, а в ней — блесна, на каких удят лосося, грубые туристские ботинки, спортивные куртки, серые фланелевые брюки. При виде их у матери вырвался болезненный короткий возглас, как бывает, когда порежешь палец. Она указала на три жестяные коробки в углу сундука.

«Вероятно, это и есть то, что тебе нужно? Вынимай, и побыстрее».

Она отвернулась. Когда коробки были вынуты, она расправила развороченную одежду и захлопнула сундук. Эндрю потянулся было утешить ее, но она отстранилась.

«Нет, не трогай меня. Ты не представляешь себе, чего мне стоит твоя прихоть».

Мир детства распадался, обрывались его тесные связи, прижаться больше было не к кому — при этой мысли подступала тоска. Он уже знал, что неприятен людям физически, — ребята в школе предпочитали, чтобы он к ним не прислонялся. Сколько раз инструктор по морскому делу возился с Джерими Кэткартом, щекоча его до удушья; Эндрю он обыкновенно отталкивал от себя. У матери, впрочем, суровости хватит ненадолго — экспансивная, с неустойчивым нравом, она легко переходила от одного настроения к другому. Вскакивала из-за пианино и начинала кружиться с ним по комнате, приговаривая: «Боже мой, где у тебя чувство ритма! Смотри, как надо делать». Он наступал ей на ноги, и, заливаясь смехом, они в изнеможении падали вдвоем на диванчик, и вдруг, вглядываясь ему в лицо, она вздыхала: «И в кого только ты такой урод? Ума не приложу, откуда ты такой взялся».

Эндрю пропустил льняную леску сквозь четыре белых фарфоровых кольца на удилище, поставил грузило и проволочный поводок с тройником. Потом вытащил из воды плотвичку и положил на мостки, еще хранящие дневное тепло. Вогнал ей под спинной плавник жало тройника, чувствуя, как под его пальцами оно с легким хрустом входит в живую плоть. Рыбка забилась и затихла, хватая воздух ртом и как бы осваиваясь. Он дал ей поплавать в воде, и она, кажется, смирилась с судьбой.

Эндрю смотал с катушки несколько ярдов лесы, и она легла у его ног. Потом он забросил удочку — живец, описав дугу, упал в черную воду ярдов за пятнадцать от мостков. Остаток лески, скользнув по расходящимся кругам, стал уходить в глубину, вот уже от него ничего не осталось, и застрекотала катушка, быстрее, еще быстрее… Эндрю не успел сообразить, что происходит, он видел только, как леска, вспарывая поверхность воды, убегает все дальше к кувшинкам, и знал, что ее необходимо остановить. Он притормозил катушку рукой — и словно целое озеро потянуло его на себя. Катушка дернулась вниз, и он в смятении вцепился в нее изо всех сил. Леска лопнула, хлестнула назад и запуталась.

Огромное чувство утраты поднялось в нем волной и затопило его. Он выронил из рук удилище, не заметил, как очутился на берегу, и кинулся наземь, мыча от горя, высмеивая себя, громко ругая себя самыми обидными словами, какие знал.

Минут через пять он опомнился. Он потерял живца и снасть, притом уже смеркалось, и, значит, ему оставалось только ехать домой. Все же он медлил, не сводя глаз с озера, с зарослей камыша, с кувшинок, точно надеялся вытянуть большую щуку из воды одною силой воли. Он смотал удочки, повесил сумку на плечо. Оглянулся опять на озеро, и в этот миг серая тень на берегу — он, вероятно, сто раз пробегал по ней глазами — обратилась в фигуру человека, который стоял не шевелясь и наблюдал за ним.

У Эндрю все внутри оборвалось от испуга и стыда, что кто-то видел, как глупо он вел себя.

— Мальчик! — крикнула ему фигура. — Мальчик, поди сюда! Не бойся.

Эндрю был уже на немощеной дорожке, ведущей наверх через лес. До самого конного двора, где стоял его велосипед, он бежал не останавливаясь. И только тут первый раз оглянулся: его никто не догонял.

Обе удочки он привязал ремнями к раме. Съехал по длинной аллее, большей частью на свободном ходу, и остановился у массивных ворот взглянуть на часы: было восемь. Он обещал быть дома в полседьмого. Эндрю зажег велосипедный фонарь, и на зонтики придорожного купыря легло пятно неверного света, а темнота вокруг сгустилась еще сильней. Когда он тронулся дальше, его настигли две машины — он решил, что это погоня, но машины, одна за другой, пронеслись мимо и скрылись. Оба раза из-под колес велосипеда выныривала его тень и, колеблясь, отступала вдоль бесконечной ограды Брэксби-парка. При свете фар второй машины Эндрю увидел лаз, о