– Ужас, ну ужас! В такой день! Жду весь год этого дня – и вот на́ тебе! – приговаривая, она быстро одевалась. – Ты тоже одевайся! – крикнула она мне. – Юбку длинную! И водолазку!

Я не успела уйти в свою комнату, боялась пройти мимо разъяренной мамы. И увидела паспорта – они лежали как раз под маминым платком на полке. Если бы я знала, что это так просто!

Тетя Ира тем временем стала что-то жарить на кухне.

– Сегодня нельзя ничего есть! – крикнула мама так отчаянно, как будто речь шла о жизни и смерти.

– Мне можно, – сказала тетя Ира. – Мне в дорогу еда нужна. Я уезжаю.

– Катись! – отмахнулась мама. – И жри что хочешь! К твоим грехам еще прибавится!

Пока мама умывалась в ванной, а папа пошел на балкон, я быстро взяла паспорт и, подумав, две тысячи рублей, которые лежали там же, рядом с нашими паспортами. Там было больше денег, но я взяла только две бумажки.

Я быстро прошла в свою комнату, сунула в школьный рюкзак, где лежали оба моих телефона – обычный и тайный, зарядку, щетку для волос и теплый свитер. Быстро скинула пижаму и надела джинсы и футболку. Я не знала, что взять еще, но чувствовала, что медлить нельзя. Пока тетя Ира готовит еду и бегает по дому, собирается, папа курит на балконе, Вова не обращает внимания, а мама в ванной приводит себя в порядок, еще включила фен, чтобы высушить волосы, папа же ей лил и лил воду на голову, я могу успеть. Потом будет поздно – так мне казалось. Я не пойду с мамой никуда. Я не буду стоять на службе, я не буду слушать, что мне говорит отец Василий. Пусть его слушает мама.

Я взяла еще хлеба, как раз тетя Ира нарезала себе несколько толстых кусков.

Я оглянулась – мне показалось, что папа смотрит на меня. Но нет, он стоял на балконе, отвернувшись от всех, облокотившись о бортик, и курил.

Дверь тихо открыть не получилось, замок громко клацнул, но как раз в это время тетя Ира крикнула:

– Тань! Ты неправа! Понимаешь? Я тебе теперь всё скажу! Потому что я уезжаю! Я с тобой жить не хочу! Мне в Москве, конечно, нравится, но я уеду! Всё! Хватит! Ты потом поймешь, что ты неправа!

Мама из ванной сразу стала ей что-то отвечать. У нас очень хорошая слышимость во всей квартире. Главное, чтобы мама сейчас не услышала в ванной, что я рядом, за тонкой стенкой, у входной двери.

Я тихонько выскользнула из квартиры и бегом, насколько могла, спустилась по лестнице. К сожалению, у подъезда я встретила соседку, тетю Веру, она попыталась начать со мной разговор, потому что она ведь всё или почти всё слышала, что кричала мама, и ей было интересно. Но я молча обошла ее и постаралась поскорее выйти из двора.

Я первый раз надела свои старые ботинки – одинаковые, обычные черные, большой я тоже на бегу сунула в рюкзак, на всякий случай, решив – вдруг без него будет болеть нога. Или я вообще не смогу так идти. Если что, надену большой, он тоже черный и на шнурках. Поначалу идти было непривычно, но не больно, и я шла даже быстрее, чем в разных, как я ходила эти месяцы. Вот и всё. Тетя Ира, может быть, никуда не уедет. Она уже три или четыре раза собиралась от нас уезжать, когда ее ругала мама. Но так и не уехала. А я – ушла из дома. Я представляла это как-то по-другому. Я думала уже об этом. Что когда-то мне придется уйти. Но в мыслях это было всё не так.

Лелуш… Где он сейчас? Как мне его найти? И куда мне сейчас идти? Я уже думала, что, если я уйду, я поеду в старый детский лагерь, мимо которого мы иногда проезжаем, когда едем летом купаться на озеро. Это не рядом с нашей дачей, но дойти можно или, наверное, на чем-то доехать. Однажды мы заходили туда с папой и Вовой. И очень удивились – там течет вода из кранов, на улице в умывальниках, стоящих в ряд под навесом, и можно залезть в какой-нибудь домик. Двери заперты, но можно пролезть через окно. Мы заглядывали, там даже остались кое-где кровати с металлическими сетками и тумбочки. И папа шутил, что здесь можно отдохнуть от цивилизации и комфорта, представить, что на дворе – тысяча девятьсот восемьдесят девятый год, а тебе, то есть папе, – тринадцать лет. И папа еще не знает маму, не знает, что будет водить бензовоз, что у него родится Вова, а потом я… Мне тогда это место очень понравилось и показалось романтичным. Остановившиеся круглые часы на улице, проросшая сквозь старые плитки земляника, серо-голубые домики, на крышах которых уже кое-где выросли маленькие деревья.

Глава четырнадцатая

Я осторожно вошла в приоткрытую дверь. Странно, в тот раз здесь всё было закрыто и кое-где заколочено сверху досками. Может быть, здесь устроились жить бомжи? Недалеко от нашей дачи в большом недостроенном заброшенном доме как-то появились бомжи. Но их быстро забрала полиция.

Не похоже, что здесь кто-то бывал в последнее время. Хотя в углу большой комнаты, где стояло двенадцать кроватей, валялись бутылки и пустые пачки из-под сока. Но пачки были старые, выцветшие, вряд ли всё это пили в этом году.

Мне стало как-то страшно. Зачем я сюда приехала? Надо было поехать в какой-нибудь город и там где-то спрятаться. Но где? У кого? Здесь хотя бы есть на чем спать, в домике не дует, даже ничем не воняет, немного сыростью, но плесени на стенах нет. Людьми не пахнет. У меня сейчас такое острое обоняние, что я поняла бы, если бы здесь были недавно люди. Никакой романтики здесь нет, тихо, пусто, жутковато, в домике темно. Но можно ночевать, нет ни людей, ни бездомных собак.

На вокзале я успела положить деньги на новый телефон, теперь у меня есть Интернет, в любом месте, сколько угодно. И купила себе немного еды. Я понимаю, что надо экономить. Что я дальше буду делать, я пока не представляю, но после того, что было утром дома, я туда не вернусь. Лучше умру здесь с голода. Но к маме, которая так меня