– А чего такой разбитый? – не унимался Чарли.

– Да просто… – неубедительно буркнул я, думая о своём. – С другом сегодня встречусь. У него были большие проблемы, и я переживал за него.

Само собой, это была чистая правда, но сейчас мне казалось, что я нагло вру.

– Понятно. Ну, поздравляю тебя, – весело сказал Чарли, усаживаясь на водительское сиденье. – Я в тебе не сомневался.

– С чем? – Я опомнился не сразу. – А, с экзаменом? Да, спасибо.

– Малыш, тебе бы выспаться, – с сомнением произнёс Чарли, поглядывая на меня в зеркало заднего вида. – Ты какой-то потерянный. Нервничал перед экзаменом?

Скорее, не мог заснуть из-за Леона. И из-за отца. И из-за Скэриэла. Час от часу не легче.

– Ага, высплюсь потом, точнее, ночью. Поезжай скорее домой.

Мы выехали на дорогу. Чарли всё болтал, а я временами кивал и поддакивал, практически не слушая. Он, кажется, это заметил и включил радио. Доехали мы до дома под октавианские поп-синглы начала двухтысячных. Чарли знал все песни и неплохо подпевал.

У дома, кутаясь в куртки, нас встретили Сильвия с Лорой, размахивающие хлопушками с конфетти, и Кэтрин с Фанни, торжественно держащие на вытянутых руках самодельный транспарант с надписью: «Поздравляем, господин Готье!» – и коряво нарисованными фломастером сердечками и звёздочками вокруг. Я выпал в осадок при виде всей этой торжественной делегации, не в силах отвести глаз. Чарли быстро вылез из автомобиля и открыл мне дверцу.

– Поздравляем! – радостно крикнул он.

Сильвия и Лора взорвали конфетти. Фанни при этом смешно зажмурилась и тихонько ойкнула, испугавшись шума. Я встал у машины, задрав голову, и наблюдал за тем, как сверху сыпется разноцветный бумажный дождь. Подул холодный ветер, и конфетти разлетелось по двору.

– Господин Готье, вы молодец! – объявила Фанни. Руки у неё замёрзли, и мне стало совестно, что им пришлось ждать на холоде.

– Спасибо, – с улыбкой произнёс я. – Спасибо вам всем. Я не ожидал подобного. Но как вы узнали, что я сдал?

– Это была идея Чарли, – объяснила Сильвия. – Он отправил нам эсэмэс по дороге, – и затем серьёзно обратилась к шоферу: – Я надеюсь, что это было в первый и последний раз. За рулём надо быть внимательным и следить только за дорогой.

– Само собой! – закивал он, обворожительно улыбаясь. – Вы абсолютно правы.

– Спасибо, – искренне поблагодарил я водителя.

– Пустяки, мне было только в радость, – отмахнулся Чарли.

– Давайте скорее в дом, – предложила Кэтрин. – Мясной рулет стынет.

– Идите, – кивнула Сильвия, поторапливая продрогшую Лору.

Они с Фанни осторожно сложили транспарант и зашагали к дому. Чарли подмигнул мне.

– Отец дома? – спросил я у Сильвии, когда мы вошли. – Я ненадолго. Меня ждут.

– Как это – ждут? – огорчилась она. – Когда вы вернётесь? Мы сегодня устраиваем праздничный ужин, господин Уильям обрадуется вашим успехам.

В столовой Кэтрин нарезала рулет. Стоял чудесный аромат, и я только сейчас понял, как проголодался.

– Меня ждут друзья, но я приду к ужину, – заверил я Сильвию, помыв руки и сев за стол. Откусил кусочек рулета, промычал неразборчиво: «М-м, как вкуфно» – и, проглотив его, обратился к Кэтрин: – Потрясающе. Пальчики оближешь.

Она смущённо улыбнулась, а в уголках её глаз собрались тёплые паутинки морщинок.

– Ой, господин Готье, вы кушайте, набирайтесь сил. Исхудали за эти дни. Мы с Фанни так испереживались…

– Кэтрин, дорогая, налей юному господину чая, – проговорила Сильвия, стоя рядом.

– Это я забыла! – Фанни поспешила с кухни. – Не доглядела. – Она наполнила чашку чаем и добавила: – Приятного аппетита, господин Готье.

Я поблагодарил её с набитым ртом. Все они собрались в столовой и, улыбаясь, наблюдали за тем, как я ем. Они выглядели так, словно я их общий ребёнок, за которого они всё это время волновались, а теперь, после того как я сдал экзамен, гордились моими результатами. Было очень приятно и в то же время жутко неловко. Будь мама жива, наверное, она бы тоже вот так меня встречала.

– Всё, не будем мешать господину Готье. Чуть позже попрошу Лору прибрать тут. А вы, господин Готье, не задерживайтесь к ужину. Мы будем вас ждать. Господин Гедеон и госпожа Габриэлла тоже будут на празднике.

Прикончив порцию рулета, я потянулся за салфетками:

– Обещаю быть вовремя.

– Очень на вас надеемся. Вы виновник торжества.

Минут через сорок я уже ехал к Скэриэлу, не забыв перед выходом ещё пару раз пообещать Сильвии, что буду дома к ужину. Она не отпускала меня до тех пор, пока не убедилась, что я тепло одет, попутно ворча, что лучше бы мне остаться дома в такую погоду. Чем ей не угодила погода, я так и не понял, ведь на улице было тепло, солнечно, снежно, хоть временами и дул ветер.

– Как тебе наше поздравление? – спросил Чарли, когда мы выехали на дорогу. – Правда, круто вышло?

– Не то слово. Такого мне никогда не делали.

– Ты вчера вечером был грустный, и я подумал, надо тебя как-то взбодрить.

– А что бы вы сделали, если бы я не сдал? – полюбопытствовал я.

– У нас на этот случай с другой стороны плаката была надпись: «Вы всё равно молодец». Фанни предложила ещё дать тебе шоколадное мороженое после рулета, чтобы совсем взбодрился, – усмехнулся он. – Она такая умница.

– Это, кхм, очень мило, – робко проговорил я.

– Какой господин, такие и слуги, – добродушно отчеканил Чарли.

– Никогда об этом не задумывался.

– А стоило бы. В хорошем доме всегда приятно работать. Если хозяин добрый, то ему хочется отплатить добром.

– Не думаю, что я добрый… – пробормотал я, вспомнив, что так и не смог вернуть Кевина. Да и Сильвии порой грубил.

– Что? – не расслышал Чарли.

– Ничего.

Мы немного помолчали.

– Наверное, среди твоих друзей нет жестоких чистокровных, но именно такие хозяева чаще всего и бывают, – вдруг сказал Чарли, не отвлекаясь от дороги. – Тебе, конечно, с этим никогда не столкнуться, но вот если бы ты притворился полукровкой, перекрасил волосы, не знаю, линзы надел, что ли, и попробовал денёк поработать прислугой, то понял бы, какой это неблагодарный труд. Могут и оскорбить, и унизить, и ударить. Поэтому такие хозяева, как ты, на вес золота.

Чарли словно открыл ящик Пандоры. Я намертво вцепился в эту мысль: притвориться полукровкой, чтобы на своей шкуре прочувствовать все прелести такой жизни – и теперь не мог думать ни о чём другом. Всё горело внутри – так хотелось обсудить это со Скэриэлом. Он бы точно оценил эту опасную идею! Но когда Скэриэл открыл дверь, я вспомнил о нашей бурной встрече у ворот, потом – о дурацкой ссоре, то ли из-за Чарли, то ли из-за чего-то большего, и опять растерялся.

Скэр дружелюбно принялся стягивать с меня мамин шарф и куртку. Я стоял столбом. Он, наконец заметив неладное, остановился и участливо спросил:

– Ты в порядке?

– Ага. Голова болит, – бросил я первое, что пришло на ум. – Ребята ещё не приехали?

– Ты первый. – Скэриэл разглядывал меня, казалось, с лёгкой насмешкой. Будто видел насквозь.

– Что? – мрачно спросил я и убедился, что прав.

– Ты всё не можешь успокоиться? – поддразнил он.

– Я вообще о другом думал! – неловко отбил атаку я, но сделал лишь хуже.

– О другом – это?.. – уже откровенно веселился он. – Откуда ты знаешь, на что я намекал?

– Прекращай, – грозно закончил я, скрестив руки на груди.

Скэриэл вздохнул и пошёл на попятную.

– Извини. Просто… – он помедлил, улыбнулся уже мягче и понизил голос, – просто это забавно, Готи. То, как ты пугаешься самых простых поступков. И чувств. Как будто в них есть что-то…

– Давай просто оставим это, ладно? – сухо перебил я и сел на диван. – Мне хватит одного психотерапевта.

Видимо, я был слишком груб: Скэриэл вдруг нахмурился и покачал головой.

– Нет. Не собираюсь.

Он начинал сердиться, я это видел. Конечно, мне не хотелось, чтобы про себя он окрестил меня неблагодарной свиньёй, которой плевать на его эмоции.

– Скэр, – тихо начал я. – Я очень ценю твою помощь – с экзаменом, со всем. Ты мне важен. И я… – тут я немного слукавил, – вовсе не стыжусь того, что кинулся тебе на шею, как влюблённая девчонка, если вдруг ты подумал…

Скэриэл ухмыльнулся при последних словах, но тут же опять помрачнел. Встал напротив, скрестил руки, как я минутой ранее.

– Тогда что не так? Дело в том, что я полукровка? Обниматься с полукровкой можно, только когда никто не видит?

Я застыл как громом поверженный. Если Скэриэл хотел, чтобы я чувствовал себя виноватым, то ему это удалось. Он был прав. Повторил ровно то,