– Плевать. Его любовь я всё равно не заслужу, так что мне уже всё равно. – Звучало так, будто Оливер сам себя убеждал. – Но я хочу отблагодарить Скэриэла за то, что он пытался помочь с Бернардом. Да и за всю его поддержку.

– Хорошо.

– Правда? Отлично, я знал, что ты не откажешь.

Я боялся представить, что из этого выйдет и как отреагирует семья. Ничего хорошего точно ждать не приходилось. С другой стороны, Скэриэл имел право попытать удачу. Такой талантливый. Такой умный. Такой замечательный. Хотел бы я посмотреть на отца, если Скэриэл станет студентом Академии Святых и Великих.

– Я в деле, – кивнул я уверенно, и Оливер улыбнулся мне.

Первыми уехали близнецы. Ларс встретил Оливера во дворе и внимательно оглядел сначала его, потом ещё и всех нас. Кажется, мистер Брум действительно перегнул палку, считая, что Оливер и Бернард до сих пор общаются. Леон уехал чуть позже, успев кратко рассказать нам ещё пару фактов про историю балета, попутно обсудить со Скэриэлом роль кордебалета на сцене и показать пару лёгких движений.

Оставшись в одиночестве, я вызвал Чарли. Я боялся начинать со Скэриэлом разговор и, пожалуй, хотел поскорее уехать без всяких объяснений. Но он, видимо, решил иначе. Уже наматывая шарф, я услышал его тихий голос:

– Я хочу извиниться за то, что наговорил тебе днём.

– Всё нормально, Скэр, – отмахнулся я. Теперь, несколько часов спустя, я и сам сомневался, что правильно себя вёл.

Он поймал меня за руку, мягко удержал и подошёл ближе.

– Готи, я отвратительно вспылил. Прости.

Я вспомнил, о ком подумал, когда Скэр на меня кричал. О Джероме. О том, с какой злостью тот порой смотрел на меня просто потому, что я чистокровный. Но и это больше не казалось таким обидным и важным.

– Если тебе будет легче, то я прощаю. Я не держал на тебя зла.

– Знаю. – Скэриэл вздохнул и поправил мне шарф. – Ты не такой. От этого мне ещё поганее.

– Почему?

Его руки замерли на моих плечах.

– Лучше бы ты злился. Мне привычнее чья-то злость, чем прощение. Хочу, чтобы ты знал, что я очень дорожу нашей дружбой. И не знаю, что буду делать, если мы перестанем общаться. Я… боюсь этого.

– Этого не будет, – прошептал я. – Если только ты не захочешь сам.

Скэриэл отпустил меня. На его лице мелькнуло удивление, и я прикусил язык. Мои секреты кололи грудь острыми шипами, просились наружу. Я вымученно улыбнулся, и Скэриэл улыбнулся в ответ. Я посмотрел на его искусанные губы. Прямо сейчас я понял: всю дружескую вечеринку он тоже думал о недосказанных словах.

– Я знаю, мы не всегда будем дружить, – заговорил он тихо. – Такова жизнь.

– Не будь пессимистом.

– Скорее реалистом, – вздохнул Скэриэл, всмотрелся в меня снова и улыбнулся чуть светлее. – Ты знаешь, что ты очень красивый? Прости, что я как-то дразнил тебя принцессой. Я же шутил. Ты настоящий принц.

«Принц». Я сжал кулаки, боясь продолжения этого разговора.

– Не надо, – робко попросил я, отступая.

Мы услышали, как подъехала машина Чарли. Скэриэл грустно произнёс:

– Кстати, не позволяй своему водителю так к тебе обращаться.

«Малыш»?

– Это просто в шутку, – мягко напомнил я.

– Плохая шутка. Он может перестать тебя уважать или вообще выкинуть что-нибудь грязное.

Я поморщился. Мне не хотелось такое даже предполагать, по отношению к Чарли это казалось нечестным, и я шутливо одёрнул его:

– Прекрати. Что у тебя за претензии к нему? Он хороший парень. – Я вздохнул – Ладно… Мне пора.

Скэриэл отстранился. Накинув куртку, я взялся за дверную ручку:

– Пока.

Но я сам чувствовал: мы не всё сказали друг другу, я опять оставляю Скэра взвинченным и расстроенным – и сам ухожу таким же. Поэтому я не стал спорить, когда он быстро поравнялся со мной, снова сжал плечо и с запинкой выдохнул на ухо:

– Подожди. Прошу, Готи, – его голос звучал сейчас ниже, более хрипло.

Я повернулся, кивнул и устало прижался лопатками к двери. Скэр, нервно заправив за ухо волосы, чуть склонился ко мне и снова всмотрелся в лицо. Его глаза сейчас казались особенно тёмными, и он тоже сжал руки в кулаки.

– Мы оба знаем, – тихо заговорил он, – что я прав. Не насчёт Чарли, нет, точнее, не совсем. Зови это пессимизмом, реализмом… плевать. Понимаю, звучит ужасно, но знаешь, о чём я иногда думаю? Если бы у меня была такая возможность, я бы держал тебя в высокой башне. Подальше от всех.

Я вздрогнул. Слова обожгли всё внутри тяжёлым огнём, но я промолчал.

– Я почти не умею привязываться к людям, – продолжил Скэриэл. – Тех, кого я люблю, единицы. Но если это происходит, то только так. Ты… я ведь каждый день боюсь, что ты отвернёшься от меня, увлечёшься кем-то другим. Оливия, Чарли, Леон, этот Уолдин, который выдаёт тебе мои секреты… Вокруг тебя всегда много людей, и все они чего-то хотят. И это меня так злит, ты не представляешь.

Он прикрыл глаза, сделал глубокий вздох и снова посмотрел на меня.

– Хочешь признание? – Он дышал всё чаще и казался очень бледным. – Только оно будет диким, предупреждаю.

Я уже не знал, чего ждать, не кивнул, но и не отступил. Он принял это как согласие. На щеках у него появился нервный румянец; взгляд беспокойно заметался по моему лицу: от глаз к губам и обратно. В этот момент Чарли подошёл с другой стороны двери и нажал на звонок. Я дёрнулся, а Скэриэл даже не обратил внимания.

– Так вот, – шепнул он, мягко сжав моё плечо, будто удерживал, прося дать ещё минуту. – Я всё детство ненавидел чистокровных. Винил их во всех смертных грехах. Я… Я действительно мечтал избавиться от всех чистокровных в Октавии, словно какой-то мракобес. И я был уверен, что никогда не подружусь ни с одним из них, что все они высокомерные глупцы, для которых люди вроде меня, не более, чем грязь под ногами. Но потом появился ты. – Я вздрогнул, ноги подкосились, а Скэриэл запнулся. – Я понимаю: всё это ненадолго. По-другому не бывает: принцы и нищие, чистокровные и полукровки… Они идут рука об руку только в сказках. В жизни у них нет шанса. И… – Он запнулся, замолчал, набрал в лёгкие воздуха и добавил: – Я страшно злюсь, когда мне напоминают: мы не в сказке и счастливого конца нам не видать.

Я не заметил, когда опустил голову. Его пальцы коснулись моего подбородка.

– Посмотри на меня. Никогда не отталкивай меня. Пожалуйста.

Секунды три мы смотрели друг на друга – его взгляд был затуманенным и почти нежным. Словно я редчайшее произведение искусства, за которым он всю жизнь охотился. Я впервые обратил внимание на его ресницы, густые и длинные. Снова пересилил себя, улыбнулся, кивнул. Но слова не находились.

– Скэр… – запнувшись, рвано выдохнул я и облизал искусанные, потрескавшиеся губы. Провёл по ним тыльной стороной ладони, и на коже остался красноватый след. Скэр его, конечно, заметил.

– Переживал весь вечер, да? – Он положил ладонь мне на макушку, небрежно растрепав волосы. – Прости. Правда. Ты этого не заслуживаешь. Ты постоянно благодаришь меня, но знаешь… ты ведь тоже сделал для меня очень много. Открыл мне целый мир.

Наверное, он имел в виду книги, историю, искусство, латынь и прочее, любовь к чему мы теперь разделяли. Я никогда не думал об этом. Не приписывал эти заслуги себе и не хотел, но и спорить было глупо. Едва устояв на ногах, я вцепился Скэру в свитер и пробормотал куда-то в грудь:

– Я рад. Я… очень хочу, чтобы наш мир был общим.

Нужно было ещё как-то пошутить, разбавить атмосферу, но ничего в голову не приходило.

Чарли пару раз ударил по двери у меня за спиной и крикнул:

– Эй! Кто-нибудь есть в доме? У вас свет горит на кухне!

Скэриэл улыбнулся, а я издал лёгкий смешок. Наконец я отстранился первым и смущённо произнёс:

– Мне пора.

– Да, знаю, филэ, – грустно улыбнулся он и вдруг легонько, почти невесомо щелкнул меня по носу. Я недоумённо фыркнул, и он пояснил: – Давно хотел так сделать.

Это показалось мне очень неловким. Похожим на ещё одну попытку подбодрить и попросить прощения – за то, что своими признаниями выбил почву из-под моих ног, или за то, что орал на меня днём? Я кое-как поправил куртку, провёл пятернёй по волосам