Племянник к тому же каким-то мутным оказался. Выспрашивать начал о прошлом семьи. Клавдия, конечно, рассказала, да только знала она немного. А уж как о бриллиантах Глафиры речь зашла, так она сразу племянника-то и выгнала. Семейную легенду о спрятанном старой графиней кладе она считала не стоящей внимания байкой.

Ее источником Клавдия считала свою прабабку Ангелину. Та так ненавидела Глафиру Румянцеву и так ей завидовала даже после смерти, что просто помешалась на этих бриллиантах, якобы спрятанных где-то в доме. Да кабы были они там, так за столько лет их неминуемо бы нашли. Так и Маиса считала, и Катерина, и Клавдия вслед за ними. А племянничек, стало быть, появился, потому что про клад узнал. Интересно откуда. Ирка-то сроду никакими кладами не интересовалась.

За окном снова послышался шум. Нацепившая пояс из собачьей шерсти Клавдия проковыляла к своему наблюдательному посту и осторожно, чтобы не быть замеченной с улицы, выглянула наружу. Там сын Нюрки, Петька Вершинин, тряс ее племянника Ваньку за грудки. Как грушу тряс.

На земле валялась сумка, откуда торчали тушки птиц. Клавдия разглядела парочку вальдшнепов и тетерева. Странно, на них вроде как не сезон. Племянничек еще и браконьер к тому же. Понятно, что правильному Петьке это не по нутру. Вершинин что-то кричал, сквозь закрытое окно до Клавдии доносились только отдельные слова. Она разобрала лишь фамилию владельца охотничьей базы – Аржанов, еще что-то про имение, да еще про семейное дело.

Ей это было неинтересно, и она отошла от окна, чтобы прилечь. Больная спина совсем ее измучила. Про драку и странный разговор племянника с Петькой Вершининым она совершенно забыла и вспомнила лишь спустя два дня, когда Петьку убили на охоте.

Она бы ни за что не рассказала про ссору, все-таки Ванька – родная кровь, но оказалось, что их полудраку видела не она одна. Племянник не отпирался, признался, что действительно ссорились. Мол, Вершинин в грубой форме наехал на него за нарушение правил охоты, а он даже и не знал, что сезон боровой дичи уже закрыт.

У полиции и следствия к Ваньке претензий не было, экспертиза показала, что роковой выстрел был произведен не из его ружья, и на следующий день Ванька, изрядно напуганный произошедшим, уехал из Глухой Квохты. Клавдии он на прощание сказал слова, показавшиеся той странными.

«Против Аржанова идти что против ветра струю пускать. Он Петьку убил и до меня доберется. Никакие деньги этого не стоят». Что племянник имел в виду, Клавдия так и не поняла, из-за отъезда Ванькиного не расстроилась. Жила она без него столько лет и дальше проживет. Даже если это владелец усадьбы убил Петьку Вершинина, то ее это совершенно не касалось.

Соседку Нюрку, оставшуюся на старости лет совсем одной, было по-человечески жалко, но старая вражда то и дело приходила на ум. Вот мать Нюркина увела у Клавдиной матери любимого человека, вот Нюрка спустя столько лет и расплачивается за ее грехи. И тот факт, что в противном случае сама Клавдия не появилась бы на свет, никакого значения не имел. Расплата есть расплата.

Наши дни

Саша

Пропажа папки не столько расстроила, сколько ошеломила Сашу. Она была уверена, что стащил ее Игорь Данилов, причем в тот короткий промежуток времени, когда она разговаривала в сенях с Мишей. Дерзость этого поступка вызывала оторопь. Ведь не мог же Данилов не осознавать, что она сразу поймет, чьих это рук дело. Значит, на ее мнение ему плевать и быть пойманным он не боится.

Да и с чего бы ему бояться. Не пойман – не вор, как говорится. Тетя Нюра, к которой Саша кинулась за разъяснениями, уверила, что Игорь в Сашину комнату не входил. Точнее, входил, но раньше, когда забирал коробку с луком. Но, во-первых, пожилая женщина сновала туда-сюда, убирая посуду, и могла просто не заметить, как Данилов улучил момент и юркнул в комнату. Для того чтобы забрать папку, так легкомысленно оставленную Сашей на кровати, требовалось меньше минуты. А во-вторых, кто сказал, что тетя Нюра с ним не заодно?

В последнем подозрении не было никакой логики, но на эмоциях Саше логики и не требовалось. Как бы то ни было, папка пропала, унеся с собой и «тайну последней главы», то есть скрывавшуюся в последней пачке документов историю той ветви семьи Якуниных, которая шла от младшей дочери Марфы, Ангелины.

Почему-то Саша не сомневалась, что убийцей, забравшим жизнь двух своих дальних родственников, Петра Вершинина и Олега Якунина, является именно потомок Ангелины. То, что она уже успела узнать о завистливой и не очень удачливой сестре Глафиры Румянцевой, не вселяло особого почтения к этой женщине. Плохим человеком была Ангелина, ой плохим. А гены, как говорится, пальцем не раздавишь.

Лежа на диване и устремив глаза в потолок, Саша напряженно думала, пытаясь свести воедино все имеющиеся у нее факты. А что, если Игорь Данилов – как раз и есть тот самый потомок, появившийся в Глухой Квохте именно для того, чтобы найти клад. Вот только почему именно сейчас? Свое расследование Петр Вершинин закончил два года назад и тогда же был убит. Почему преступник ждал целых два года? Почему и Якунин, и Данилов приехали сюда только в этом году? Или один следил за другим?

Думай, Александра, думай. Что еще изменилось за два года? Ответ напрашивался сам собой. После двухлетнего затишья стало известно, что усадьба Румянцевых приобрела нового хозяина и в ней вот-вот начнется глобальная реконструкция. Что ж, похоже на правду. Тот, кто знал о существовании клада, испугался, что во время ремонтных работ укромное место, в котором старая барыня схоронила свое богатство, может быть обнаружено, и тогда многолетние усилия пойдут насмарку.

Саша посмотрела на часы и охнула. За размышлениями, ни на йоту не приблизившими ее к разгадке, она провела почти два часа. Тяжело вздохнув, она принялась одеваться. Ее ждут на охотбазе. Аржанов уверен, что она придет с папкой. Что ж, придется рассказать, как бездарно Саша ее упустила. Не уберегла.

Над деревней, кажется, собиралась первая в этом году гроза. Весна вообще была ранней, с бурным таянием снега и температурными рекордами, несвойственными этому времени года. Так почему бы и грозе не разразиться в последних числах марта. Небо, нависшее над Глухой Квохтой, было разбухшим,