этом не было никакого смысла, поскольку Саша все время листала какие-то свои бумаги, потому что приводила в порядок диссертацию. Утром спрятанную папку мог найти Игорь Данилов, но, когда Саша вернулась, она лежала там же, где ее оставила, уходя, то есть под матрасом. И пропала, пока Саша выходила в сени. Все.

– До этого места ваш рассказ был безукоризненным, – покачал головой Аржанов. – Вы не можете знать, когда именно пропала папка. Вы оставили ее на кровати, когда пошли обедать, и больше не видели.

– На диване, – машинально поправила Саша, во всем любившая точность. – Я читала документы на диване. У меня нет привычки работать в кровати. Это распущенность, знаете ли.

Злата рассмеялась, впрочем, по-доброму. Каким-то внутренним чутьем Саша знала, что нравится этой женщине, и испытывала от этого странное чувство защищенности. Злата Аржанова совершенно точно на ее стороне.

– Хорошо, на диване, – терпеливо согласился с несущественной правкой муж Златы. – Скажите, окно в комнате было открыто?

– Да, открыто.

– Тогда кто угодно мог залезть в комнату, пока вас не было, и утащить документы.

– Да, но для этого нужно было знать, что они там. А этого, получается, никто не знал.

– Ну как же никто, – не согласился Аржанов. – Я знал, Злата, да еще Макаров с Бесединой.

– И что? Вы подозреваете своих реставраторов? – не поняла Саша.

Ей даже жарко стало. А вдруг их внезапный отъезд связан именно с тем, что они украли папку. В конце концов, Елена Беседина поднаторела в поисках старинных кладов. Так почему бы ей не захотеть прибрать к рукам еще один.

– Нет, их я не подозреваю, – заверил Аржанов. – Они тут точно ни при чем. Но когда вы мне рассказывали про заметки, оставленные Петром Вершининым в архиве, рядом крутился ваш попутчик. Матицын. И потом куда-то очень своевременно исчез.

– Ну да. Чисто теоретически он мог пробраться в мою комнату через открытое окно, – подумав, рассуждала Саша. – И он вполне может оказаться потомком Ангелины. Вот только этого мы уже не узнаем. Папка-то пропала. Тогда получается, что подозреваемых двое. Матицын и Данилов. Александр Федорович, с этим надо что-то делать. Все-таки два человека погибли.

Аржанов задумчиво смотрел на Александру Архипову и молчал. В комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь стучащим по подоконнику и гравию дорожек дождю.

– Скажи ей, – мягко сказала Злата. – Слышишь, муж? Скажи ей.

Интересно, и что такое он должен был ей сказать?

Не произнеся ни слова, Аржанов дошел до небольшой двери, находящейся на противоположной от входа стене. Саша помнила, что во время обеда через нее персонал вносил новые блюда и уносил грязные тарелки.

– Зайди, – коротко бросил он в темнеющее пространство.

Через порог шагнул человек, и Саша замерла в навалившемся на нее оцепенении. Это был Игорь Данилов. Как сквозь вату до Саши доносился их с Аржановым диалог.

– Все слышал?

– Да. То, что папка пропала, это любопытно. А особенно интересно то, что он сумел залезть в дом так, что я ничего не слышал.

– Он? Кто он? – жалобно спросила Саша.

Злата подошла к ней и ласково погладила по плечу. Пожалела. Данилов повернулся к Саше.

– Я не знаю. Точнее, имени не знаю, – поправился он. – Но это убийца, который охотится за сокровищем Глафиры Румянцевой. Вы правы, Саша. Методом исключения можно сделать вывод, что он – потомок Ангелины, то есть Иван Матицын. Но, возможно, мы что-то упускаем, так что один процент на то, что это кто-то другой, я оставляю.

– Почему вы так уверены, что Матицын – представитель последней ветви Якуниных? Папка пропала, я не успела дочитать материалы, которые в ней были.

– Зато я успел, – мягко проговорил Данилов.

– Как? Когда? Вы все-таки видели папку?

– Саша, ты должен ей все рассказать, – снова повторила Злата. – В конце концов, это нечестно.

– Вы должны мне все рассказать, – потребовала Александра Архипова, смело глядя на Аржанова.

Тот растер руками лицо.

– Да. Давайте все присядем.

Саша с изумлением слушала его повествование. Итак, однажды Петр Вершинин написал Аржанову, что его работа в архиве подходит к концу и пообещал презентовать ее результаты, когда олигарх в следующий раз приедет в Глухую Квохту. Однако встретиться с Вершининым Александр Федорович не успел, потому что того убили на охоте.

Несмотря на то что убийцу так и не нашли, ничего криминального в смерти своего егеря Аржанов не увидел. Роковой выстрел мог совершить любой, а потом испугаться, выбросить ружье и, что называется, уйти в несознанку. Кому нужны неприятности? В то, что смерть Петра связана с его расследованием, Аржанов не верил. Точнее, ему даже в голову не приходило, что кого-то может волновать история столетней давности, да еще так сильно, чтобы из-за этого убить.

Однако мысль восстановить усадьбу Румянцевых он не оставил, и наконец в конце осени прошлого года, когда все бюрократические процедуры уже позади, имение перешло в его полную собственность. Слух о том, что у усадьбы новый владелец, разошелся довольно широко, как и информация о том, что весной, когда сойдет снег, в ней начнется реконструкция.

В марте Александр Аржанов приехал в Глухую Квохту. Ему нужно было организовать процесс детальной фотосъемки помещений, чтобы отправить их Елене Бесединой. Конечно, этим вполне могли заняться нанятые им люди, недостатка в персонале у Аржанова никогда не было, но усадьба тянула его магнитом, и он решил отправиться туда самолично, совместив поездку еще и с проверкой дел на базе.

– Приехав, я разу понял, что происходит что-то нехорошее, – рассказывал Александр Федорович внимательно слушающей Саше. – Точнее, почувствовал. У меня, знаете ли, хорошо развита интуиция. И я прямо физически ощущал какое-то зло, разлитое в воздухе. Нет, конкретика в моих предчувствиях тоже была. К примеру, я совершенно точно видел, что в усадьбе что-то искали. Причем максимально дотошно. Историю про бриллианты Глафиры Румянцевой я знал, конечно. Как семейное предание. Поэтому сразу подумал, что ищут именно их, чтобы успеть до реконструкции здания.

– А вас бриллианты не волновали? – прищурилась Саша.

– Ни в малейшей степени. Более того, я вообще считаю, что если бы их можно было найти, то это бы уже давным-давно произошло. Нет никаких свидетельств того, что они пропали в момент захвата усадьбы коммуной. Моя мама рассказывала, в качестве сказки, конечно, что Глафира Румянцева успела подарить свое драгоценное колье внучке Нине, которая собиралась замуж. И прятала бриллианты не Глафира, а именно Нина. Разумеется, еще до того, как стала безумна.

– Твои глаза – сапфира два, два дорогих сапфира. И счастлив тот, кто обретет два этих синих мира, – пробормотала Саша.

– Простите, что?

– Нет,