ни новые башмаки, ни зимний плащ. Да и ни к чему сейчас. Всё равно она никуда не ходит. До балагана добирается в старых войлочных опорках, надетых прямо на туфельки. Пусть всё жалованье в копилку идёт. Лишь бы избавиться от Барнума и его балагана. Контракт, она знала, заключён на два года. Но ведь от любого контракта откупиться можно. Пока же оставалось только сидеть в собственной сырой темноте, закутавшись потеплее, сжимать в кулаке тщательно скрываемый от Бенедикта крестик и вспоминать минувшее лето. Ещё была пахнущая лавандой малая тряпочка, которую ночной брат однажды смочил для неё ласточкиными слезами. Но тряпочку Арлетта доставала редко. Боялась, что исчезнет тонкий нежный запах. Поэтому на теле не носила, под подушкой не держала, прятала в сундуке, завернув в другие лоскуты, как она надеялась, чистые. Там же хранились стеклянные бусы и в труху раскрошившийся букет фиалок. Вот и всё, что осталось от прошлого лета. Да ещё песенка:Туманно наше солнышко, туманно,В тумане ничегошеньки не видно.Кручинна наша девушка, кручинна,Никто её кручинушки не знает.

Арлетта забивалась в гнездо, устроенное на постели из плаща, одеял и прочих тряпок, и тянула эту песенку тихонько, шёпотом, чтоб никто не услыхал, не начал колотить в борт повозки и орать ругательства на смеси фряжского с алеманским. На ругань Арлетта бы не обиделась. Знала, что петь не умеет, и голосок у неё противный, хриплый и тонкий. Но шум помешал бы ей сидеть тихонько и вспоминать. Где-то он теперь? Умер в тюрьме? Казнён по королевскому приказу? Снова отправлен на каторгу? А может, опять всех обманул и сбежал?

Так и сидела. Иногда удавалось дождаться Бенедикта, иногда нет. Но утром он неизменно будил её. И в балаган, к началу первого представления тоже отводил он. Тщательно следил, чтоб не споткнулась, не наступила на забытый гвоздь или острую щепку. Работали вместе, как всегда, как привыкли. Публика неизменно топала и хлопала, дети кричали: «Смотрите, бабочка!» Арлетта кланялась, улыбалась, посылала воздушные поцелуи. Бенедикт тоже кланялся. Командовал изредка: поклон направо, комплимент налево. В публике мэр города с семейством, танцуешь на бис перед главной ложей. Арлетта всё выполняла и сама казалась себе большой деревянной куклой. Поставили перед публикой – пляшет. Сплясала – положили в ящик.

– Бенедикт! Бенедикт!

Слепая плясунья замычала и поглубже забилась в кокон из плащей и одеял. Ночной сон давно не помогал. С утра она чувствовала себя такой же усталой, как после вчерашней работы. А тут ещё над ухом орут. Дайте поспать, имейте совесть. Но поспать ей не дали. Напротив, принялись трясти и выковыривать из нагретого кокона.

– Где Бенедикт?

– А ты кто? – пробормотала Арлетта. Спросонья она никак не могла ничего сообразить. Трясти за плечи, орать и выковыривать из кокона с утра пораньше её должен был как раз Бенедикт. Если это не он, то кто?

– Дура, Вальден я!

– А Бенедикт где?

– Не знаю! Работать надо, а его где-то носит.

Работать! Арлетта встряхнулась, вывернулась из кокона и крепких рук собеседника и, наконец, сообразила, кто это. Ну конечно, Вальден, старший сын господина Барнума. Орёт по-фряжски. Голос как из бочки. Запах талька, пота и жареной рыбы.

– Пять минут до начала, – продолжал возмущаться он, – ты дрыхнешь, Бенедикта нет. Куда он ушёл?

– Так он и не приходил, – неуверенно пробормотала Арлетта.

Это было немыслимо. Начало представления Бенедикт пропустить не мог.

– Может, запил? – сердито предположил Вальден.

Арлетта изо всех сил замотала головой.

– Пока есть работа, он не пьёт.

– Пьёт – не пьёт, – выплюнул Вальден, – парад-алле начинается. Ты должна быть там. Ты же прима. Гвоздь программы.

Сказано это было злобно. Сам Вальден ни гвоздём, ни примой не был. Для прыгуна или летуна слишком тяжёл, для нижнего тяжеловеса легковат, для жонглёра недостаточно ловок. Так, третий слева в икарийских играх, в других номерах на подхвате. Но работу понимал.

Канатная плясунья тоже её понимала. Судя по доносившимся с арены звукам, времени у неё не было. Совсем.

– Выйди и подожди, – решительно сказала она. – Сейчас переоденусь. На параде сам меня поведёшь.

Переоделась на раз-два-три. Трико, юбка, браслеты, крылья-плащ. Вальден снял её с повозки и потащил за собой, жёстко ухватив за предплечье.

– Делаешь, что велю!

– Конечно, – фыркнула Арлетта.

Грянули барабаны, взвыли трубы. Начался парад.

Вальден выругался, недолго думая, усадил её на плечо и перешёл на бег, время от времени перепрыгивая через натянутые верёвки. До закулисной палатки, примыкавшей к основному шатру, ещё надо было добраться. Весь парад Арлетта провела, красиво улыбаясь и рассылая воздушные поцелуи с плеча Вальдена. Хлопали им с удовольствием. Публике парочка понравилась. Могучий молодой парень с копной кудрявых светлых волос и хрупкая девица, почти дитя. Весьма романтично. Но Бенедикт так и не появился. Неужели и вправду запил?

– За опоздание – штраф, – сообщил господин Барнум.

Арлетта кивнула. Это было справедливо. Но где же он? В палатке было тесно и бестолково. Члены труппы сновали туда и сюда, перетаскивали реквизит, строились и принимали красивые позы перед выходом. Арлетта забилась в угол, прижалась к колышущейся стенке шатра, из-за которой слышались музыка, смех и визгливые вопли клоунов. Вытянулась в струнку, чтобы Бенедикт заметил её сразу, как войдёт. Представление катилось своим чередом, а он опаздывал всё сильнее.

– Через полчаса ваш выход, – всё так же хладнокровно заметил незаметно приблизившийся господин Барнум, – нарушение контракта влечёт за собой выплату неустойки.

– Я могу сработать одна, – сказала Арлетта, – только до лестницы доведите.

– Хорошо, – согласился господин Барнум, – Вальден! Работаешь вместо Бенедикта.

– Угу.

Номер надо было спасать. Как всегда в таких случаях, Арлетта собралась и перестала тревожиться.

– Партер, что вначале, делать не будем. У нас с Бенедиктом всё до полшага рассчитано. У тебя так не выйдет. Просто встану тебе на плечи, отнесёшь меня к лестнице. Потом ждёшь наверху. В середине номера завяжешь глаза. В конце поймаешь. Висишь на сороковой ступеньке. Перед прыжком щёлкну пальцами. Я тебя не вижу, поэтому подстраиваться, как ловить, придётся самому.

– Угу, – снова согласился невозмутимый Вальден. Никакие дополнительные объяснения и уговоры ему не требовались. Гвоздь программы надо было спасать любой ценой.

Всё-таки на него можно было положиться. Настоящий шпильман. Всё было проделано как часы. Красиво обнёс вокруг манежа, подсадил на лестницу. После прыжка поймал. Правда, грубо, чуть руки из плеч не выдернул, но надёжно. Публике, как всегда, всё понравилось.

– Гран шарман, – расщедрился обычно скупой на похвалу господин Барнум. – Вальден, в следующий раз больше страсти.

– Угу.

– Какой страсти? – удивилась Арлетта.

– Играем в большую любовь, – растолковал Вальден.

– Чего-чего?

– Ну, ты меня любишь, я тебя. Ты работаешь. Я переживаю, что ты сорвёшься. Романтика. Публике нравится.

– А-а… – сообразила Арлетта, – ага. Если Бенедикт не придёт, тогда конечно.

Но Бенедикт не пришёл. Пять раз гремели фанфары парада-алле, пять раз под стук барабана Арлетта гуляла по канату