Хочу обхватить Вирджинию за плечи, крепко обнять. Какой офигительный отвлекающий маневр!

Вирджиния и Аннабет открывают дебаты, почему ребенок Маргарет, если таковой или таковая действительно существует, еще не заявил свои права на деньги. Вирджиния, глумливо передразнивая Франсину, очерчивает параноидальные теории своей матери, которые все противоречат одна другой. Может, Маргарет и ее ребенок просто не в курсе про завещание… Может, они не хотят, чтобы оно правило их жизнью… Может, они лишь посмеиваются в рукав, глядя, как мы пыжимся завести детей, хотя толку нам с этого ни на грош.

Победу в споре одерживает Вирджиния, пусть даже явно ни во что подобное не верит. В очередной раз обдумываю слова отца: доброта – это придурь. Это уж точно не про Вирджинию. Она себе на уме – упорная, циничная и хитрая.

И все же, несмотря на весь свой цинизм, Вирджиния повернулась спиной к деньгам и, как сама это видит, не побоялась ступить в волчье логово, чтобы совершить правильный поступок.

Она любит своего будущего ребенка. Никто не стал бы винить ее, если б она возненавидела зачатого в кровном родстве высерка, но она его не ненавидит. Ее воспитала жадная психопатичка, но Вирджиния все равно предпочла поступить по справедливости. Рассказала все как на духу, выложила всю правду.

И есть правда, которая Вирджинии неведома. Мой ребенок – незаконный, а значит, истинный наследник – это ребенок Вирджинии. Она заслуживает наследство уже хотя бы потому, что пришла сюда сдаваться, независимо от того, кто из нас родит первой.

– По-моему, в конце концов ты получишь эти деньги, – говорю я. Выталкиваю себя из кресла. Сама не пойму, что на меня нашло. Слова вылетают у меня изо рта, прежде чем я успеваю осознать их смысл.

– Саммер, что ты такое несешь? – подает голос Адам.

Сама не знаю, что несу. Я забыла, что надо быть Саммер. Спазм сокрушает все тело, и я корчусь от внезапной муки. Тарквин начинает завывать, как сирена.

– Что-то не так, – кое-как выдавливаю я. – По-моему, сейчас я потеряю ребенка.

– Я знала, что ты на подходе! – Аннабет вскакивает с кушетки. – Не паникуй, лапочка! Сейчас я позвоню Скайбёрд. У меня ее номер в быстром наборе.

– Нет! – кричу я. Если я сейчас что-то и знаю, так это что этот ребенок нуждается в акушерке получше, чем Скайбёрд. – Не звони ей! Я не хочу эту придурочную дебилку!

Все кидаются ко мне, пытаясь успокоить.

– У тебя все получится, Саммер! – восклицают они все разом. – Вполне естественно паниковать, но тебе же нравится Скайбёрд!

Я весь вечер избегала думать о собственном теле, но боли в брюшной полости только усиливались. Моя мать засекла это даже с противоположного конца комнаты: у меня схватки. Ребенок рождается на семь недель раньше срока. Мысль о том, что роды у меня будет принимать обкуренная хиппи, которую для начала нужно бы хорошенько помыть, и без того достаточно сумасшедшая, даже если б ребенок появился в срок, но сейчас это уже полная катастрофа.

Смотрю на Вирджинию. Деньги в настоящий момент ускользают у нее из рук – деньги, принадлежащие ей по праву, – но ее глаза полны сочувствия ко мне. Как это вышло, что голова у нее на нужном месте, а у меня нет? Она всю дорогу знала, что самое важное – это здоровый ребенок; я же осознала это только сейчас. А может, и вообще никогда не осознала бы, если б Вирджиния не явилась сюда со своей бескорыстной мольбой о помощи.

Но еще не поздно все исправить. Сейчас мне плевать на все деньги на свете! Я собираюсь спасти свое дитя.

– Никаких домашних родов! – объявляю я. – Слишком ранний срок. Надо срочно ехать в больницу!

– Да все у тебя нормально, лапочка, – говорит Аннабет. – Тридцать восемь недель – это нисколечко не рано. Ребенок будет в порядке. Не веришь – спроси у Скайбёрд.

– Нет! – кричу я. – Я сказала неправду! У меня всего тридцать три недели!

Немая сцена. Все разевают на меня рты.

Адам обнимает меня своими сильными спокойными руками.

– У тебя тридцать восемь недель, Саммер, – настойчиво говорит он. – Давай не будем давать задний ход. Ты же всегда мечтала рожать дома. И у тебя, – он понижает голос, – у тебя наследник Кармайклов!

– Адам, я потеряла ребенка! – выпаливаю я. Стараюсь не повышать голоса, но Вирджиния и Аннабет стоят прямо рядом с нами. – Я потеряла нашего первого ребенка прямо посреди океана! Это был кошмар. Я все пыталась сказать тебе, но так и не смогла. А потом забеременела снова и подумала, что не стоит расстраивать тебя понапрасну. Решила, что несколько недель не имеют значения, но это оказалось не так. Я за семь недель от срока. Нам срочно нужно в больницу!

Адам напряженно смотрит на меня и столь же напряженно смотрит на Вирджинию. На ее живот.

– Можно еще как-то остановить схватки? – спрашивает он, обращаясь к комнате.

– Думаю, что можно, – отзывается Аннабет. – Воды у нее еще не отошли.

Она тоже не сводит взгляда с живота Вирджинии.

Вирджиния и вправду беременна всего тридцать недель? Она же вдвое больше меня! Глаза Вирджинии не отрываются от Тарквина, который подобрал обглоданную тушку цыпленка тандури и теперь бросает ее на ковер. По ярко-персиковой глади расползается оранжево-красное пятно.

– Адам, подгоняй машину! – кричу я. – И чтобы никто не звонил Скайбёрд!

Мне нужны настоящие врачи и медсестры, чтобы родить моего ребенка, и они нужны мне прямо сейчас!

Адам кидается к входной двери.

Целый товарняк боли врезается мне в живот, и где-то внутри меня что-то лопается. Отшатываюсь к роялю и ору. В голове проскакивает картинка: гроб моего отца, как я влезла под него, чтобы спрятаться. Но от боли нигде не спрячешься.

Ноги уже мокрые, под ногами скапливается кровавая лужа. Тарквин вспахивает кровь куриной тушкой.

– Тяп-тяп-тяп, – говорит он. – Дильцик ест птицку.

Боль немного слабеет. Делаю глубокий вдох и выглядываю за окно. Мельком замечаю автомобильное колесо. Должно быть, подъехал Адам.

Врачи проверят мне и сердце. Я уже потеряла и деньги, и Адама, и все остальное, но мне плевать. Все, что я знаю, это что нужно добраться до машины, пока опять не начались схватки.

– Присматривай за Тарквином, – бросаю своей матери.

Спотыкаясь, вываливаюсь наружу в розоватый вечерний свет. Машина не та – это какой-то серебристый седан, – но я все равно ожидаю, что внутри Адам. И тут открывается водительская дверца.

Вылезает Франсина. В светло-голубом костюме и жемчужном ожерелье; вид у нее столь же змеино-ядовитый, как и всегда. Заметив меня, с силой захлопывает дверцу машины.

– Где моя дочь? – требовательно вопрошает она, быстрыми шагами направляясь ко мне. – Я знаю, что у тебя там Вирджиния! Ты укрываешь беглого подростка. Это незаконно!