У Адама с Саммер нет своего собственного свадебного альбома. Адам засунул сюда сразу обеих своих жен. Или это сделала Саммер – добавила свои фото в уже существующий альбом? Или совмещенный альбом был все-таки идеей Адама?

Аннабет переворачивает страницы, и перед глазами у меня мелькают то Хелен, то Саммер, наслаиваясь друг на друга. Вторую свадьбу сыграли всего через два года после первой, и на Адаме все тот же костюм. По тем фото, на которых нет невесты, даже трудно понять, на каком из празднеств происходит дело. Но оба имеют место в саду Адама, когда всё вокруг в полном цвету, и на всех фото в качестве задника буйствует вихрь розоватых, слегка размытых красок на пару с лазоревым небом. Воздушная оранжевая кисея, в которую Саммер обрядила своих подружек-свидетельниц – нас было шестеро, – всего лишь на оттенок ярче, чем та персиково-розовая, которую Хелен избрала для своей свиты. Вообще-то, если б не ее бронзоватый цвет лица и светло-каштановые волосы, можно запросто принять Хелен за Саммер. Саммер симпатичней, но обе словно сделаны с одной колодки. У Адама определенно есть свой излюбленный тип женской красоты.

Пожалуй, мужчины не проводят много времени, воскрешая в памяти день или дни своей свадьбы, но ему действительно приятно смотреть на все эти фотки со мной и его усопшей первой женой одновременно?

Адам нагнулся над альбомом рядом с Аннабет, глядя на мелькающие снимки с выражением самодовольной гордости. Вот просто могу поклясться, что, по его мнению, две жены – это гораздо круче, чем одна.

Предполагается, что мы с Адамом очень близки. Я вроде бы та жена, которая помогла ему справиться с горем. Мы занимаемся любовью в кровати, которую он делил с Хелен. Кстати, помимо матраса, я подумывала заменить и раму из красного дерева, но ее слишком сложно вынести по лестнице.

Всегда казалось диким, что Саммер провела свою первую брачную ночь в постели Хелен, но я решила, что Адам был настолько открыт насчет Хелен и своих отношений с ней, что в этом не было никакой неловкости. Когда встречаешь свою настоящую любовь, то упоминаешь о бывших дружках и подружках без всякой ревности – вы вместе смеетесь над тем, какими ненормальными они все были. Но Хелен – не бывшая подружка. И даже не бывшая жена. Они не разводились.

Молчание Адама о Хелен наводит на мысли о верности. На то, что он любил ее не меньше, чем любит Саммер. А может, даже и больше. Свадебный альбом явно не отправляет Хелен на свалку истории.

Я всегда считала свою сестру настоящим подарком судьбы для любого мужчины, но, может, для Адама она была всего лишь одной из многих симпатичных девушек, когда он вдруг неожиданно овдовел. А Саммер была только рада стать его второй женой. На ней – чисто женские обязанности, на нем – принятие решений. Им было весело изобретать словечки вроде «трах-жесткач», и она любила Тарквина.

Не то чтобы я видела себя в роли единственной женщины, которую Адам когда-либо любил, но все же не хочу чувствовать себя какой-то легко заменяемой деталью. Я почти чувствую, что Адаму абсолютно по барабану, с какой именно женой жить, пока она готовит, прибирается, присматривает за детьми и «даёт», когда ему только ни приспичит.

Хотя Адам – в целом малый неплохой. Я уже сделала так, чтобы наши отношения катились как по маслу. Мы устраиваем друг друга в постели, с ним приятно общаться, он любит детей… Конечно, не тот идеал, которым я его считала, но я уже начала думать, что, может, вот он – парень, вполне подходящий для меня. Но это не так. И он никогда им не будет.

Я даже не настолько уж хороша в тех вещах, за которые Адам меня любит!

Сижу в своем бархатном кресле и глазею сквозь стекло на безразмерный бассейн, наблюдая, как граница между водой и воздухом потихоньку растворяется с наступлением темноты. Саммер любила свою жизнь, потому что та была идеальной, или потому что она просто была Саммер, всегда довольствовавшейся тем, что есть?

– Саммер, – подает голос Адам, – разве не пора укладывать Тарквина спать?

Тарквин, который уже подковылял к альбому, трет пальцами по фото. Поворачивается, указывает на меня и произносит громко и четко:

– Ты не моя мама!

Все таращатся на меня. Вирджиния, Аннабет, Адам. Совершенно не могу придумать, что бы такое сказать.

Все, допрыгалась!

– Ты не моя мама! – Тарквин жутко доволен собственными словами. Произносит их еще раз. Между его восклицаниями наступает звонкая тишина.

Если кто-нибудь из них что-то заподозрит, то все кончено. Могут запросто последовать вопросы, на которые я не смогу ответить. Всего-то, что Адаму нужно сделать, это попросить меня описать день, когда мы с ним познакомились. Описать наш первый поцелуй. Описать нашу первую брачную ночь.

А моей матери даже необязательно что-то спрашивать. Ей не нужно произносить какие-то слова. Она может сейчас просто пересечь комнату и положить руку мне на сердце.

Глаза Тарквина сверлят меня. Он знает. Не знаю, откуда знает, но знает. Молодец, малыш, в самую точку…

– Тарквин говорит! – восклицает Аннабет. – Талант! Только послушайте эти его новые слова!

– А я и не думала, что он знает про Хелен, – замечает Вирджиния.

– Ничего он не знает, – говорит Адам. – Мы договорились пока ему не рассказывать.

Поворачивается ко мне – и опять это волчье выражение у него в глазах. Разозлился, поскольку решил, что я рассказала Тарку про Хелен? Или начинает сомневаться?

– Он, наверное, подметил сходство, – влезает Аннабет. – Рыжинку в волосах.

– Кстати, о первых женах, – перебивает ее Вирджиния. – Вы в курсе, Аннабет, что моя мать просто помешалась на мысли, будто у Маргарет был ребенок – после того, как папа ушел от нее к вам? Мама думает, что этот ребенок, который должен быть явно старше Саммер, сейчас уже мог сам обзавестись сыном или дочкой, так что, может, наследник Кармайкла давно уже родился… А еще мама опасается, что Бен тоже втайне обзавелся дитем у себя в Нью-Йорке. Я знаю, что он гей, но он все равно мог жениться и сделать ребенка, ради денег…

– Франсина просто умом двинулась! – восклицает Аннабет. – Ридж бросил Маргарет, потому что она не могла иметь детей! Им обоим было хорошо за сорок. Если бы она забеременела, то сразу сказала бы ему, только чтобы сохранить брак.

– Вовсе не обязательно, – возражает Вирджиния. – Она к тому моменту уже могла понять, что он за п…дюк.

– Юная леди! – вскрикивает моя мать. – Нельзя говорить такие вещи про собственного отца!

Вирджиния невозмутимо продолжает:

– Причина, по которой он стал моим отцом, – в том, что натягивал мою чиканутую суку-мамашу, пока еще был женат на вас. Почему вы не можете посмотреть правде в глаза, Аннабет? Он же бросил вас, в конце-то концов! И ради кого? Ради моей матери, которая все эти годы втихаря трахалась с его братцем, пока дядя Колтон дурил вам башку! Ради моей матери, которая продает свою собственную дочь, как проститутку!