– Нет, – тихо произносит она. – В том-то все и дело. Я люблю Ричарда. А он любит меня. И этот секс был ничем не похож на то, чего я ожидала. Я осознала кое-что – то, что люди говорили мне всю мою жизнь, но я никогда не понимала. Наверняка уж тебе-то я не должна ничего объяснять. Вы с Адамом… теперь я понимаю, почему вы не хотели зачать ребенка, просто чтобы получить деньги.

На миг забываю, что я Саммер и что предполагается, будто я знаю, о чем она толкует. Поскольку правда в том, что ничегошеньки такого я не знаю. Это та вещь, которую я никогда не понимала.

– Что ты осознала?

– Это ведь то, о чем монашки рассказывают в школе, разве не так? Оказывается, они были правы, в конце-то концов. Бог знает, откуда им-то известно… – Голос Вирджинии становится хриплым. – Секс – это таинство. Секс, лучший секс – это тот момент, когда ты соединяешься с другой душой и, может, создаешь новую жизнь. Вот почему они называют это «заниматься любовью». Если это так, если это что-то особенное, тогда ты делаешь самое святое дело на свете! Ты создаешь любовь!

– И это ты чувствовала по отношению к Ричи? – спрашиваю я. Не знаю, хочу ли знать ответ.

– Нет! – кричит Вирджиния. Свет проходит по ее лицу, словно она какая-то святая или ангел, но теперь она хмурится опять и разрывает новый пакетик «Скорлупок». – Мы обе знаем, что секс должен так ощущаться, но этого не было! Все было не так! И как могла моя мать не понять? Она занималась этим с дядей Колтоном черт знает с каких времен! Не думаю, что даже тело нашего отца успело остыть в земле. Меня не удивило бы, если б она занималась этим и с дядей Эдгаром тоже! Они настоящие варвары, оба! Ричи терпеть не может своего отчима. – Вирджиния нацеливает на меня свои маргариточно-голубые глаза. – Ты была права, Саммер, – произносит она. – Ни один ребенок не должен быть зачат за деньги. Эти деньги – это проклятие! Вот что я сделала своему ребенку! Я прокляла его!

Моя единокровная сестра разражается такими судорожными всхлипами, что на всякий случай иду за ведром. Не хватало сейчас еще изрыгнутых «Скорлупок» на моем персиковом ковре.

Оказывается, это еще не всё. После дня, посвященного напряженным постельным упражнениям согласно установленному взрослыми расписанию, Вирджиния и Ричи заперлись от этой ведьмы в своем гостиничном номере и пришли к соглашению, что их любовь никогда не состоится. Ричи галантно провел ночь на полу. Ну, или, может, просто окончательно исчерпал свои любовные ресурсы. На следующее утро Вирджиния попыталась сбежать, но Франсина поймала ее и потребовала исполнять долг перед семьей – быстренько прыгать в кровать для дальнейшего малолетнего кровосмешения.

Однако Вирджиния была непоколебима. Они с Ричи договорились никогда больше не заниматься сексом, никогда больше не встречаться – типа как в качестве некоей очистительной жертвы, сделки с богами. Через два дня Франсина смягчилась, и они с Вирджинией улетели домой в Уэйкфилд, оставив незадачливого молодого на попечение разгневанного отчима.

Но было уже поздно. Чрево Вирджинии оказалось на стороне Франсины. Малолетка все-таки залетела.

Вирджиния не хотела делать аборт, но была глубоко несчастна, особенно после того, как случайно увидела меня на пляже с вываливающимся из бикини животом, и Франсине пришлось признаться, что никакого выкидыша у меня не было. Стыдясь встречаться со своими школьными подружками и даже собственными сестрами, бедняжка спряталась на чердаке дома на пляже, таращась в телевизор и обжираясь до тошноты.

– Вот почему я намного толще тебя, – говорит Вирджиния, завистливо поглядывая на мой аккуратненький тугой животик. – Кстати, я знаю, что у тебя как минимум тридцать шесть недель. Мама подсчитала.

Невольно вздрагиваю. Франсина явно думала, что Саммер не знала о своей беременности, когда отправлялась в плавание на Сейшелы, так что обсчиталась на две недели. У Саммер было бы сейчас тридцать восемь недель[33] – до ее расчетной даты родов двадцать восьмого ноября осталось всего четырнадцать дней. Придется сообщить всем моим родственникам настоящую дату родов Саммер и оставить свои предыдущие попытки затолкать ее на конец декабря, поскольку, как я и опасалась, моя мать успела задать мне слишком много острых вопросов насчет того, когда ребенок был зачат. Так что и она, и Адам, и акушерка уверены, что сейчас мой срок – тридцать восемь недель, но это не так. У меня всего лишь тридцать три.

– А у тебя сколько недель? – интересуюсь я. Впервые отдаюсь всеобщему помешательству скрупулезно высчитывать, у кого какой срок в неделях.

– Завтра будет тридцать, – отвечает Вирджиния. – Я уже «погуглила». Если ребенок родится прямо сейчас, то отправится на вентиляцию легких или, в самом крайнем случае, на СИПАП[34]. У него наверняка будет дыра в сердце и кровоизлияния в мозгу. Проблемы на всю жизнь. Он может умереть.

Не могу позволить себе риск влезать в подобные дискуссии. Я и понятия не имею, что такое СИПАП. Вирджиния не сводит глаз с пустого места на стене, где некогда висело мое фото с Тарквином на руках. Совершенно не представляю, что из сказанного ею соответствует действительности, но этот снимок всегда был пугающим напоминанием о том, что при родах что-то может глобально пойти наперекосяк.

– Но с чего это ребенку рождаться прямо сейчас? – спрашиваю я. – Ты, может, малость лишку растолстела, но ты молодая, здоровая…

– Вот потому-то я и здесь, Саммер! Разве ты не понимаешь? Маме плевать и на меня, и на ребенка! Ей просто невыносимо терять деньги.

– Но это же не в ее власти? Я ведь сильно впереди тебя. – Чувствую холодок, когда произношу эти слова. Надо вести себя так, как будто мне все это совершенно пофиг, словно мой ребенок вот-вот появится на свет.

– Дело не в том, кто первой зачал, – объясняет Вирджиния, – а в том, кто первой родит. Они по-прежнему могут победить, если как-то спровоцируют роды. Просто не знаю, на что они могут пойти. Мама постоянно твердит, что неплохо бы нам всем слетать в Таиланд, хотя уже клялась, что в жизни туда не вернется после папиной смерти, а потом я нашла у нее на ноуте открытую страницу – какого-то частного роддома в Пхукете. «Запишитесь на кесарево, выберите день рождения своего ребенка!» Разве неправда, что там можно получить все, что угодно, только плати?

– Но теперь-то они не могут так поступить, когда ты их раскусила, так ведь? – спрашиваю я. – Ты из-за этого так испугана?

– Они могут придумать что-нибудь еще. К примеру, подсыпать мне что-нибудь в еду, чтобы вызвать схватки. Дядя Эдгар хуже всего. Я всерьез подозреваю, что он может просто пнуть меня в брюхо! Спрячь меня, Саммер, спрячь меня, чтобы мой ребенок не пострадал! Я знаю, ты не позволишь ему родиться слишком рано. Я не ожидаю, что ты любишь меня, но знаю, что мы с тобой хотим одного и того же. Ты ведь тоже хочешь, чтобы мое дитя подольше оставалось внутри. И ты заслуживаешь этих денег. Вы с Адамом поженились по любви.