— Константин Николаевич, не здесь, — возмутилась Груша, пытаясь оттолкнуть его руки.

— Отчего же не здесь, душенька? — проворковал он, так и не разжимая объятий. — Мне хочется поцеловать твои губки.

Наконец, добившись своего, Константин начал ласкать руками ее стройную спину.

— Нас увидят, — прошептала Груша, почти задохнувшись от его настойчивых поцелуев.

— И что ж? Пусть все видят! — ответил Урусов.

— Прошу вас, — взмолилась Груша, снова пытаясь отстраниться от настойчивых ласк Константина.

— Пойдем сюда, — позвал он и втянул девушку в грот, который был рядом.

Прижав Грушеньку к каменной стене, Урусов склонился к ней и страстно проворковал:

— Здесь лучше?

— Да, — ответила Груша и улыбнулась.

— А помнишь, тогда, в дождь, я здесь впервые тебя поцеловал? — произнес вдруг Константин.

— Помню, — ответила глухо Груша и нахмурилась. Ей вдруг подумалось, что тогда она еще была чиста, а сейчас слыла по всей округе падшей девицей. Тогда она надеялась, что Елагин полюбит ее, и она станет его женой, а сейчас, горько думала Груша, ни один порядочный мужчина не женится на ней.

— Ты была так жестока со мной, — продолжал Урусов. — Как же я мучился от твоей холодности.

— Зачем вы это вспомнили? — произнесла Груша, от досады поджав губы. Ее настроение вмиг испортилось.

— Прости, душа моя, — заметил глухо князь и снова привлек девушку к себе.

Смертельно бледный от ревности Елагин стоял на вершине небольшого холма у беседки. Он наблюдал за князем и Грушей, которых увидел неподалеку в нижнем парке. В какой-то момент князь попытался поцеловать Грушу, а она совсем не сопротивлялась его ласкам. Они думали, что их никто не видит, и оттого беззаботно ласкались, совершенно не стесняясь своих порывов. Когда же Урусов увлек девушку внутрь темного грота, Андрей задрожал от охватившего его гнева и со всей силы стеганул себя плеткой по ногам. Не в силах больше смотреть в сторону грота, молодой человек быстро развернулся и направился в сосновую рощу, расположенную недалеко от реки.

Ничего не видя перед собой, Андрей брел между высоких деревьев. Память молодого человека рисовала образ светловолосой девочки лет двенадцати с огромными аметистовыми глазами. Когда Елагин впервые увидел Грушеньку, там, на парадной лестнице, она показалась ему неземным существом. Воздушная, ранимая, нежная и невероятно красивая, она навсегда запечатлелась в душе Елагина светлым солнечным ангелом. Все эти годы Андрей восхищался, боготворил и приклонялся перед девушкой. Он боялся прикоснуться к ней, обидеть не всегда чистыми помыслами. А сейчас этот возвышенный, прекрасный образ желанной девы упал прямо в зловонную грязь и стал для Андрея символом тех низких, продажных женщин, которые готовы на все ради выгоды. Но, как ни старался Елагин возненавидеть и забыть Грушу, ее прелести становилась для него все желаннее. Раньше рядом с ней он запрещал себе даже мыслить о чем-то греховном, то сейчас дикие страстные помыслы вырывались наружу и сжигали его сердце. И в этот миг Андрей уже в который раз травил себя мыслями о том, что, если бы он чуть раньше попытался завоевать Грушу и не был так застенчив с ней, возможно, сейчас она принадлежала бы ему, а не князю.

Елагин снова несколько раз с силой ударил себя плеткой по ногам, пытаясь телесной болью заглушить душевную муку, которая терзала его. Но завораживающие аметистовые глаза не пропадали, а манили своим чудным светом.

— Как давно я люблю ее? — прошептал Андрей сам себе, тяжело осев на небольшой бугорок между двух сосен. — Или это было всегда? И она пленила мое сердце, еще когда была совсем девочкой? Но осознал я это только два года назад, когда вытаскивал ее из пруда.

Почувствовав, что кровь из ран на ногах полилась в сапог, Андрей решил, что хватит предаваться тягостным думам, которые рвали на части сердце. И решил сегодня же вплотную заняться постройкой конюшен, надеясь, что тяжелая работа заглушит его страдания.

Когда Груша вошла в музыкальную гостиную, князь сидел на сером небольшом диванчике. Она улыбнулась.

— Отчего так долго, душа моя? — пожурил ласково Константин и протянул к девушке руку. — Я уже соскучился. Пойди сюда.

Груша села на колени Урусова, как он и предложил. Князь внимательно оглядел прелестницу в модном алом платье и удовлетворенно хмыкнул. Но вдруг насторожился.

— Насколько я помню, в этом наборе было еще кольцо, — заметил князь, подняв вопросительно брови, намекая на гранатовый гарнитур сочного алого цвета, красовавшийся на девушке.

Груша опустила глаза и замялась.

— Я потеряла его, — прошептала она тихо.

— Потеряла? — удивился Константин и, приподняв сильной рукой ее подбородок, заглянул в фиалковые глаза. — Опять, поди, отдала нищим?

Груша смущенно и как-то виновато опустила лицо и принялась нервно теребить юбку платья, тихо произнеся:

— Не сердитесь, Константин Николаевич. Вы понимаете, у них недавно кормилец умер, а она вдова с тремя малыми детьми. Как им прожить-то, бедняжкам?

Она подняла свои чудные глаза и мольбой посмотрела на Урусова.

— Грушенька, я же не ругаю тебя, — произнес ласково Константин. — Просто мне не нравится, что ты мои подарки другим передариваешь. Знаешь что, душенька, — начал Урусов, задумавшись. — Раз все равно тебя не удержать, давай я буду каждую неделю давать тебе по пять рублей на милостыню. А ты больше не станешь раздаривать драгоценности. Согласна?

Груша радостно охнула и, обвив руками шею князя, поцеловала его в щеку.

— О, благодарю вас, Константин Николаевич! — воскликнула радостно девушка.

Урусов счастливо улыбнулся ей и проворковал:

— Раньше я и не знал, как выпросить поцелуй у тебя. Если б догадался, сразу же начал бы милостыню раздавать! — пошутил он.

Князь с силой прижал к своей груди девушку и стал властно целовать ее.

— Хотите, я спою вам что-нибудь? — предложила она, чуть отстранившись.

— Спой, Грушенька, сделай милость, — улыбнулся ей Константин. — С удовольствием послушаю.

Она быстро спорхнула с его колен и устремилась к белому открытому роялю.

Зайдя во дворец, Андрей узнал у дворецкого, где находится князь, и направился в сторону восточного крыла дома. Еще издалека Елагин услышал мелодичный чарующий голос Груши, который доносился из музыкальной гостиной. Когда он подошел, через приоткрытую дверь до его слуха донеслось пение: