Но мщение глупо, не лучше ль презренье, К нему и забвенье к тебе? Я вынес довольно, прося упоенья, Пора, пора пробудиться от сна.

Когда последний аккорд затих, Елагин несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь успокоить бешено стучащее сердце и, распахнув дверь в гостиную, вошел.

— Андрей Прохорович, что вы хотели? — Урусов удивленно приподнял брови, увидев высокую фигуру управляющего.

Елагин мельком скользнул взглядом по девушке в алом платье, сидящей за роялем, и холодно произнес:

— Хочу переговорить с вами на счет пирса, Константин Николаевич. Я все рассчитал. Вы посмотрели бы.

— Душенька, я скоро вернусь, не скучай, — сказал ласково князь и, встав с диванчика, направился с Елагиным в кабинет.

Груша, распахнув глаза, отстранено смотрела на покачивающийся над ее головой золотой балдахин. Князь, чуть приподнявшись над ней, сделал еще несколько резких движений, глухо застонав, напрягся всем телом и замер, уткнувшись разгоряченным лицом в ее шею. Своими бедрами она ощущала, как его тело сотрясается в сладостных конвульсиях. Три недели Груша была любовницей Урусова и все это время жила с ожиданием того момента, когда тот наконец устанет от ее близости.

Поначалу неопытная в любовных играх, стеснительная и зажатая, спустя некоторое время девушка и сама научилась отвечать на поцелуи и ласки князя. Иногда она даже получала некое удовольствие от их любовных утех. Но в основном при близости князя существо девушки наполнялось какой-то отстраненностью, и она словно смотрела на себя со стороны. Ей казалось, что это происходит не с ней, а с какой-то другой Грушей. Желая польстить Константину и пытаясь все сделать как надо, она старалась как можно более страстно отвечать на порывы Урусова и даже пару раз искренне радовалась его напору и страстности. Однако теперешнее ласки князя совсем не тронули ее чувств, и ей очень хотелось, чтобы все поскорее закончилось.

Князь же, наоборот, казалось, с каждым разом упивался их близостью и соитиями все больше и больше. Сегодня после прогулки они вернулись в гостиную, скрываясь от неожиданно начавшегося дождя. Едва они остались одни, Урусов начал свою обычную страстную атаку на ее губы. И Груша после четырехдневного воздержания по причине обычного месячного женского недомогания позволила ему в ласках зайти довольно далеко. Ошалевший от радости, Константин лишь задал краткий вопрос о том, может ли он рассчитывать сегодня на большее, чем просто поцелуи, и, получив от девушки утвердительный ответ, немедля почти насильно уволок ее в свои спальни.

Стремительно захлопнув дверь ногой, он, подхватив Грушу на руки, устремился к высокой кровати. Едва опустив ее на постель, впился в ее рот яростным неистовым поцелуем и начал дикими страстными ласками нежить и разминать все ее тело, стремительно освобождая его от покровов. Уже через некоторое время он с каким-то диким восторгом овладел девушкой, и во время соития из его груди вырывались сладострастные низкие стоны. Раньше даже в конце любовной развязки Урусов не позволял себе подобного. Это было ново для Груши, и она не понимала, отчего Константин так перевозбудился? От четырехдневного воздержания или оттого, что она еще в гостиной, отвечая на ласки, нежно гладила пальцами его волосы и шею.

Груша лежала неподвижно и размышляла над тем, как лучше начать разговор с Урусовым об Илье, который был крепостным из деревни Папино. Девушка поджидала подходящего момента, чтобы попросить князя избавить единственного сына кузнеца от военной службы.

Константин пришел в себя и ласково провел ладонью вверх по ее ножке. Достигнув бедра девушки, его пальцы немного задержались на ее лоне и двинулись к груди. Он склонился над ней, и Груша в который раз отметила, что князь невозможно красив и великолепен. Его мощные плечи и рельефный силуэт груди невольно притягивали взор и заставляли думать о необыкновенной силе, которой обладал Урусов. Однако Груша смотрела на него как на некий редкий экземпляр мужчины, являющийся эталоном красоты, не более. Ее сердце и душу совершенно не затрагивали порывы князя. Мысли девушки, любовные, жгучие и жаждущие, были связаны в эту секунду с темноволосым суровым Елагиным, которого в последнее время ей редко удавалось увидеть, но о котором она день и ночь грезила и мечтала.

— Поехали кататься? — предложил Урусов и улыбнулся девушке. — Позовем цыган, возьмем вина? Хочешь?

— Можно и покататься, — сказала устало Груша. Она надеялась, что, немного опьянев, князь будет более сговорчив и быстрее согласится исполнить ее просьбу.

Спустя час она появилась на крыльце. Уже занимались сумерки. Одетый в белый сюртук и темные брюки, красивый и эффектный, Константин уже ждал ее у коляски. Едва цыгане завидели девушку в прелестном изумрудном платье, они ударили в гитары и запели веселую песню. Груша улыбнулась князю и без промедления начала спускаться по помпезной мраморной лестнице. Вдруг, нечаянно повернув голову в правую сторону, девушка наткнулась взглядом на высокую темную фигуру Андрея. Елагин стоял недалеко от крыльца и презрительно глядел на все увеселение, которое затеял князь. Словно изваяние, молодой человек застыл у кустов шиповника и не двигался. Груша вся сжалась под мрачным взглядом молодого человека и чуть замедлила шаг. Как же ей не хотелось, чтобы Елагин видел, как она поехала с князем кататься.

Константин, не дождавшись, когда Груша спустится с крыльца, сам поднялся к ней. Легко подхватив девушку на руки, он быстро понес ее к открытой коляске. Устроив ее на сиденье, Константин ловко открыл бутылку с шампанским и разлил его в хрустальные бокалы, которые подал ему кучер Фома, сидевший на козлах. Цыгане, не переставая петь, загрузились в другую коляску, стоявшую немого позади, и после приказа Урусова веселый обоз двинулся с места. Груша с нетерпением схватила бокал с шампанским из рук князя, желая одного, захмелеть от вина и забыть полные укора глаза Андрея, которые она отчетливо видела, когда спускалась по парадной лестнице.