Шрифт:
Закладка:
– Я сегодня порядком распустил слюни… Это от волнения. – Он помолчал. – А ты будешь на матче, Дэвид?
– Буду, Гюи. Приду и буду орать, пока у меня голова не треснет.
Гюи улыбнулся своей прежней застенчивой улыбкой:
– Сэмми тоже обещает прийти. Говорит, что свернет мне шею, если я не забью шесть голов!
Он минутку по своей привычке покачался на пятках и сказал:
– Не простудиться бы мне только. Нельзя мне теперь рисковать. До свиданья, Дэви.
– Покойной ночи, Гюи.
Гюи пустился бежать и исчез во мраке.
Дэвид возвращался домой, чувствуя, что у него потеплело на душе. Войдя в комнату, он застал там одну только Салли, которая сидела в кресле у огня, скорчившись и поджав под себя ноги. Углы ее губ были опущены. Она казалась такой маленькой и тихой. Дэвида после радостного возбуждения Гюи поразил ее печальный вид.
– А Дженни где? – спросил он.
– Легла спать.
– О! – В первую минуту Дэвид был разочарован: ему хотелось сразу же рассказать Дженни насчет Гюи. Потом он снова улыбнулся и стал рассказывать об этом Салли.
Сидя все в той же позе, она внимательно смотрела на него, словно изучая. Тень, падавшая от руки, скрывала ее лицо.
– Это замечательно, правда? – заключил Дэвид. – Понимаешь, не потому, что это само по себе так важно… а потому, что он так к этому стремился.
Салли вздохнула. Она все время молчала. Наконец сказала:
– Да, это такое счастье – добиться того, чего хочешь.
Он посмотрел на нее:
– Что это с тобой?
– Ничего.
– Но у тебя такой вид, словно что-то случилось. Ты расстроена?
– Ну, если хочешь знать, – сказала она медленно, – я вела себя довольно глупо. Перед самым твоим приходом я поссорилась с Дженни.
Дэвид торопливо отвел глаза:
– Мне очень жаль…
– Не жалей. Это не первая ссора, и она давным-давно назревала. Не следовало мне говорить тебе… Надо было быть великодушнее и с улыбкой проститься завтра, проявив «кротость и самоотверженность».
– Ты уедешь завтра?
– Да, уеду. Пора мне вернуться к Альфреду. Он не сумел заставить себя уважать в семье, и от него пахнет голубями, но, несмотря на все это, я питаю слабость к старику.
– Мне хотелось бы понять, из-за чего вы ссоритесь, – сказал Дэвид.
– А я рада, что ты этого не понимаешь.
Он с беспокойством посмотрел на нее:
– Мне неприятно, что ты так уезжаешь. Пожалуйста, не уезжай.
– Мне нужно ехать, – возразила Салли. – Ничего не изменилось от того, что я все оттягивала… – Она отрывисто засмеялась и тут же разразилась слезами.
Дэвид растерялся, не зная, что ему делать с ней.
Но Салли сразу перестала плакать и сказала:
– Не обращай на меня внимания, я немного расклеилась, с тех пор как из моей попытки стать примадонной ничего не вышло. Но сочувствия я не ищу. Лучше быть «бывшей», чем быть ничем всю жизнь. Я уже опять весела и, пожалуй, пойду спать.
– Мне так жаль, Салли…
– Молчи, – сказала она. – Давно пора тебе перестать жалеть других и начать жалеть себя.
– Господи, да о чем же мне жалеть?
– Ни о чем. – Она встала. – Слишком поздний час для чувствительных излияний. Я скажу тебе завтра утром. – Она отрывисто пожелала ему доброй ночи и пошла спать.
На следующее утро Дэвид не увидел Салли. Она встала рано и уехала с семичасовым поездом.
Весь день Дэвиду не давала покоя мысль о Салли. Вечером, возвратившись из школы, он заговорил о ней с Дженни.
Дженни сказала со своим обычным самодовольным смешком:
– Она ревнует, милый, отчаянно ревнует, вот и все.
Дэвид отшатнулся, неприятно пораженный:
– Не может быть! Я уверен, что это не так.
Дженни снисходительно кивнула головой:
– Она всегда на тебя заглядывалась, еще в те времена, когда ты бывал у нас на Скоттсвуд-роуд. Ее злило, что ты влюблен в меня. А теперь она еще больше злится! – Дженни замолчала, улыбаясь. – Ты ведь все еще в меня влюблен, не правда ли, Дэвид?
Он посмотрел на нее как-то странно, с новой для нее жесткостью во взгляде, и сказал:
– Да, я люблю тебя, Дженни. Я знаю, что ты битком набита недостатками, так же как и я. Иногда ты говоришь и делаешь вещи, которые мне глубоко противны. Иногда я просто не выношу тебя. Но, несмотря ни на что, я все же тебя люблю.
Дженни, не пытаясь вникнуть в его слова, усмотрела в них нечто для себя лестное.
– Ну и чудачок ты у меня! – сказала она игриво и снова углубилась в роман.
Дэвид не привык анализировать свои чувства к Дженни. Он принимал их как факт. Но через два дня после этого разговора, в пятницу, произошел случай, который привел его в странное смятение.
Обычно он никогда не уходил из школы раньше четырех часов. Но в этот день Стротер пришел в три «проверять» его класс. Стротер имел обыкновение экзаменовать каждую неделю какой-нибудь класс, всегда в один определенный день; он проверял успехи учеников и в присутствии учителя делал колкие и выразительные замечания. Впрочем, с недавнего времени, с тех пор как Дэвид усиленно готовился к экзамену на степень бакалавра, Стротер стал к нему относиться лучше. И сегодня лаконично, но довольно благосклонно сказал ему, что он может идти домой.
И Дэвид ушел. Прежде всего он отправился к Гансу Мессюэру стричься. Пока Ганс, добродушно улыбающийся толстяк с усами, закрученными вверх, как у кайзера, подстригал ему волосы, Дэвид болтал со Сви, который только что вернулся из шахты и брился в задней комнате. Разговор был веселый и носил далеко не назидательный характер. Сви был веселый малый и любил весьма легкомысленные шутки. Он умудрялся бриться, и болтать, и смеяться, и сквернословить – все вместе, ни разу не порезавшись. Разговор со Сви развлек Дэвида. Продолжался он только полчаса. Таким образом, Дэвид пришел домой не в четверть пятого, как всегда, а в половине четвертого. Поднимаясь по дорожке между дюнами, он увидел Джо Гоулена, выходящего из его дома.
Дэвид словно прирос к месту. Он не видел Джо с тех пор, как тот занял у него деньги. Какое-то странное ощущение проснулось в нем, когда он увидел, что Джо выходит из его дома, словно из своего собственного. Это ощущение походило на острое замешательство, тем более что Джо казался тоже очень смущенным.
– Я думал, что забыл у вас свою палку в тот вечер, – пояснил он, избегая смотреть на Дэвида.
– У тебя не было с собой палки, Джо.
Джо засмеялся, внимательно оглядывая переулок. Уж
