– Я прошу только, чтобы вы внимательно выслушали то, что рабочие имеют вам сказать.

Баррас отрывисто засмеялся.

– Ну конечно, – сказал он язвительно. – Так вы рассчитываете, что я буду сидеть тут и слушать, как мои рабочие учат меня?

– Значит, вы ничего не сделаете?

– Ровно ничего!

Дэвид стиснул зубы, сдерживая бушевавший в нем гнев, и сказал тихо:

– Ну что ж, мистер Баррас, раз вы так неправильно толкуете то, что мною сказано, мне незачем говорить больше. Конечно, мое обращение к вам неуместно.

Он постоял еще немного, как бы надеясь, что Баррас заговорит, затем повернулся и спокойно вышел из кабинета.

Артур не сразу последовал за ним. Молчание длилось долго.

Наконец Артур сказал робко, опустив глаза:

– Я не думаю, чтобы он хотел тебя обидеть, папа. Дэвид Фенвик славный малый.

Баррас не отвечал.

Артур покраснел. Несмотря на то что он принял очень много холодных ванн и успел чуть не наизусть выучить всю серию красных брошюрок, он все еще не отучился от позорной привычки краснеть. Однако он продолжал с каким-то отчаянием:

– А ты не думаешь, что он до некоторой степени прав? У меня из головы не выходит то, что он сказал. Сегодня на «Парадизе» случилась странная вещь, папа. Насос остановился во время дневной смены.

– И что же?

– В «Куполе» скопилось очень много воды.

– Вот как! – Баррас взял в руки перо и стал рассматривать его кончик.

Артур ждал. Но его сообщение, казалось, не произвело на отца никакого впечатления. Отец по-прежнему сидел величаво, как на троне, и смотрел на него критически и довольно рассеянно. Все-таки Артур неуверенным тоном продолжал:

– Говорят, что в Скаппер-Флетс очень много воды. Видимо, какая-нибудь глыба подсеченного угля оторвалась от дейка и переместилась, как будто сзади на нее что-то давило. Мне казалось, что лучше будет тебе об этом узнать, папа.

– Лучше будет узнать, – повторил Баррас, словно очнувшись. – О да! – И добавил с сардонической любезностью: – Я тебе, разумеется, крайне признателен, Артур. Не сомневаюсь, что ты опередил Армстронга по крайней мере на шестнадцать часов, это очень отрадно.

У Артура был удрученный и обиженный вид, глаза его блуждали по узору ковра:

– Как жаль, папа, что у нас нет планов старых выработок «Нептуна». Тогда мы знали бы наверное… Какая досада, что в прежние времена не чертили карт.

Застывшая величавость судьи по-прежнему не сходила с лица Барраса. Он не способен был насмехаться. Слова его прозвучали лишь холодным выговором:

– Ты немного опоздал родиться, Артур. Родись ты восемьдесят лет тому назад, ты бы, без сомнения, произвел коренной переворот в горной промышленности.

Снова пауза. Баррас посмотрел на недоконченное письмо, лежавшее перед ним на столе. Взяв его в руки, он стал перечитывать его, восхищаясь стилем. Придумал новый оборот заключительной фразы, поднял перо… и вдруг заметил, что Артур все еще стоит у двери. Баррас минуту задумчиво рассматривал его с тем же выражением, с каким только что перечитывал письмо, и с его лица постепенно исчезала суровость. Он почти развеселился – насколько был способен.

– Твой интерес к «Нептуну» очень похвален, Артур. И я с удовольствием замечаю, что ты уже имеешь свои соображения насчет того, как следует им управлять. Не сомневаюсь, что через несколько лет ты будешь руководить копями и мною! (Баррас засмеялся бы, конечно, если бы умел смеяться, как другие люди.) Ну а пока советую тебе заниматься чем-либо попроще и не думать больше об этом сложном деле. Ступай разыщи Фенвика, и пусть он вобьет немножко тригонометрии в твою глупую голову.

Когда Артур ушел, слегка пристыженный и готовый просить прощения, Баррас вернулся к своему письму. На чем он остановился? Какую фразу хотел изменить? Ах да, вспомнил! И своим аккуратным твердым почерком он принялся писать: «Я со своей стороны…»

XXI

Быстро проходили месяц за месяцем, лето сменилось осенью, осень – зимой, воспоминание о разговоре с Баррасом уже меньше мучило Дэвида. Но зачастую еще его всего передергивало при мысли об этом разговоре. Он вел себя как дурак, как самонадеянный дурак!

В Скаппер-Флетс работали по-прежнему, заказ нужно было выполнить к Новому году. Уроки в «Холме» прекратились. Артур с честью выдержал экзамены и получил аттестат. К тому же времени Дэна Тисдэйла освободили от военной службы.

Дэвид как бешеный накинулся на свою работу. Окончательные экзамены на степень бакалавра были назначены на 14 декабря, и он решил подготовиться к этому времени непременно, чего бы это ему ни стоило. Ему надоело все откладывать да откладывать, он теперь оставался глух к приставаниям Дженни, перешел на последний курс заочного университета и каждые две недели уезжал на свободные дни к Кэрмайклу в Уоллингтон. Он чувствовал, что добьется успеха, но надо было принять к этому все меры.

Дженни изображала теперь «бедную заброшенную женушку», Дженни всегда становилась «женушкой», когда искала сочувствия. Она жаловалась, что у нее никто не бывает, что у нее нет друзей, жаждала общества и даже завела дружбу с женой Скорбящего, которая была их постоянной посетительницей, так как аккуратно являлась за квартирной платой. Дружба между ними продолжалась до тех пор, пока миссис Скорбящая не взяла с собой Дженни на собрание верующих. Дженни воротилась с этого собрания в очень веселом настроении. Дэвиду так и не удалось узнать у нее, что там произошло, она заметила только, что все было ужасно «некультурно».

Наконец Дженни прибегла к последнему средству – вспомнила о своих родных и решила, что хорошо бы пригласить кого-нибудь из них погостить. Но кого? Только не ма, потому что ма все толстеет, становится все тяжелее на подъем, ее целый день с места не сдвинешь, это будет какой-то мертвый балласт в доме. Филлис и Клэри приехать не могут – обе служат у Слэттери, и их не отпустят. Отец тоже не может, а если бы и мог, то не решится расстаться с голубями; папаша скоро и сам превратится в голубя, право!

Оставалась одна Салли. Салли не служила у Слэттери. Она начала блестяще – поступила на тайнкаслскую телефонную станцию, и, если бы оставалась там, все было бы прекрасно. Работа на тайнкаслской телефонной станции была «чистая» и «приличная», не говоря уже о множестве преимуществ. Но, к несчастью, папаша по глупости забрал себе в голову, что у Салли талант актрисы. Вечно водил ее по мюзик-холлам, подстрекал к передразниванию «звезд» варьете,