Шрифт:
Закладка:
Зазвонил телефон. Джо взял трубку:
– Алло! Да, мистер Карр, да! Конечно. В три тридцать. Десять шиллингов на Быстрого, остальные – на Черного Дрозда, в четыре. Сделано, мистер Карр!
Это Карр, аптекарь с Банковской улицы… «Забавно, что играют на скачках такие люди, о которых никто бы этого не подумал», – рассуждал про себя Джо. У Карра такой вид, словно он ни о чем не думает, кроме ялаппы[7] и других аптечных снадобий, и каждое воскресенье он ходит с женой в церковь. А между тем регулярно два раза в неделю ставит по десять шиллингов. И выигрывает. Часто выигрывает порядочные деньги. Сразу можно угадать, кому везет в игре. Такие всегда осторожны и ничем не показывают, что выиграли. И неудачников тоже сразу узнаешь. Вот хотя бы молодой Трэси – тот, что приехал в Шипхед в прошлом месяце: вот это уж, можно сказать, прирожденный неудачник. Глупость прямо на роже написана. С той минуты, как молодой Трэси стал к нему подъезжать в бильярдной у Марки насчет игры на грошовую ставку и поставил один фунт на Салли Слопер, которая пришла к финишу последней из четырех, он, Джо, раскусил этого простака. Молодого Трэси каждый может провести. Этот худой, неряшливый малый без подбородка вечно ухмылялся, и вечно в зубах у него торчала папироска. Но как бы то ни было, у молодого Трэси имелись деньги для игры на скачках; за месяц он поставил двадцать фунтов – и все потерял, ибо постоянно проигрывал. Молодой Трэси больше уже не был добычей всякого, теперь он был добычей одного только Джо, – «уж на этот счет будьте покойны».
Снова телефон.
– Алло! Алло!
При всей своей неотесанности Джо был великолепен, когда разговаривал по телефону. Он начинал приобретать лоск. Он говорил то звучным, бодрым голосом, то холодно, то высокомерно-снисходительно, в зависимости от обстоятельств. Он уже больше не калечил английский язык, если не считать тех случаев, когда ему нужно было изобразить простодушного рубаху-парня.
Джо, ухмыляясь, еще больше развалился на стуле. На этот раз его вызывали не по делу: это барышня из кассы кино решила «брякнуть» ему, пока не пришел ее хозяин.
– Алло, Минни! Что? А вы думали кто – Чинглунгсу? Ха! Ха! Ах вы, ветреница! Что? На трехчасовой… или любой заезд? Да за кого вы меня принимаете, Минни? Рассчитываете, что я буду задаром выдавать государственные тайны? Ни за что, ни даже за ваше милое, чистое, как жемчужина, сердечко, Минни! Я ведь уже говорил вам… Что такое?! – Джо вдруг разинул рот, выпучил глаза и слушал некоторое время молча. – Ну, тогда другое дело, Минни. Разве я не говорил вам, что согласен на все? Это вы все колебались да не могли решиться… Ну, хорошо, Минни… если вы передумали, то я, пожалуй, смогу вам это устроить. – Пыжась от гордости, Джо сохранял, однако, спокойный, убедительный, льстивый тон: – Положитесь на меня, Минни. Ну да, наверняка запишу. Я всегда говорил, что в вас есть эта жилка… Но услуга за услугу, – ведь это наш девиз, а, Минни?.. Однако послушайте, если вы думаете, что можете помимо меня… а, ну ладно, Минни. Я только подумал, что… Так, значит, в одиннадцать часов на улице у кино. Приду, клянусь вашими подвязками! Приду и принесу ваш выигрыш.
Джо весело повесил трубку. Ну не говорил ли он всегда, что именно так надо действовать, – заставлять гору приходить к Магомету, как говорится в школьных учебниках? Он выпятил грудь. Ему захотелось вскочить и пуститься в пляс, протанцевать кекуок по всей конторе. Но нет, это не подобает выдержанному светскому человеку, кое-чего уже достигшему. Он сунул зубочистку в карман и принялся за дело.
Прежде всего достал все бланки утренних заявок, просмотрел каждую опытным глазом, критически исследовал и взвесил ее содержание, раньше чем отложить заявку в сторону. В конце концов образовались две кучки: в одной, большой, – «подходящие» заявки, а в другой – только три бланка, заявки людей, которые, как он знал, всегда проигрывали. Трэси, например, поставил три фунта (до такого азарта он до сих пор еще не доходил!) на Гортензию, старую жилистую лошадь, которая никогда кандидатом на приз не считалась. Джо слегка усмехнулся глупости Трэси (что он понимает в цифрах?) и, мысленно произведя какие-то подсчеты, разорвал его заявку на мелкие кусочки. На других двух заявках были указаны ставки на Фулбрука и Зеницу Ока. Он разорвал и их. Все еще усмехаясь, посмотрел на часы: половина второго, больше заявок не будет. Он весело снял телефонную трубку, пошутил с телефонистом, попросил соединить себя с Тайнкаслом, до которого было несколько миль.
– Алло! Это Дик Джоби? Говорит Джо. Сегодня день довольно удачный. Ха! Ха! Правильно, Дик. Если вы готовы, Дик, то слушайте…
Джо стал читать ему одну за другой все неуничтоженные заявки. Читал бойко, внятно, преувеличенно громко.
– Да, это все, Дик. Что? Уверен ли я в этом? Да, могу поручиться, Дик. А вы когда-нибудь видели, чтобы я ошибался? Да, все, Дик. Ну, до скорого. Увидимся в субботу.
Джо со всего размаха повесил трубку, встал, подмигнул даме в трико, заломил шляпу набекрень и, выйдя, запер контору. Он перешел кипевшую суетой улицу и вошел в бар Фаунтен-отеля, кивая на все стороны, одному, другому. Все тут знали Джо Гоулена, комиссионера, большого человека.
Он заказал бифштекс – большой, сочный, пухлый бифштекс с кровью, зажаренный так, как он любил, с луком и ломтиками картофеля, а к нему кружку горького пива. Он смаковал каждую крошку бифштекса, каждую каплю пива. Джо обладал редкой способностью наслаждаться. За бифштексом последовал изрядный кусок стильтонского сыра с булочкой. А хорош этот стильтон… Ей-богу, хорош. Что он, Джо Гоулен, знал о стильтонском сыре еще год-два назад? А теперь!.. Да, он идет в гору, все выше и выше…
Днем Джо был более или менее свободен. Поболтал с Престоном, Джеком Престоном, хозяином Фаунтен-отеля, – славный малый этот Джек! – потом прогулялся до бильярдной Марки и сыграл несколько партий в снукер. Трэси здесь сегодня не было. Не было чудачка Трэси, но это не важно, его три фунта благополучно покоились во внутреннем кармане Джо.
Поиграв в снукер, Джо отправился в гимнастический зал молодого Карлея. Джо был регулярным
