Я спрошу напрямую: ты – это Вера?

Эта идея наливалась и постепенно созревала, как молодое яблоко. То, что знакомый с детства сюжет, которому она не придавала никакого значения, вдруг оказался по-настоящему важным, выглядело нереальным. Все равно что обнаружить: безымянная картина, висящая над камином, – это неизвестная работа Ван Гога.

Однако дело обстояло именно так. В детстве она слушала эту сказку, не задавая никаких вопросов и не особо в нее вникая, – но, наверное, все дети относятся к семейным рассказам похожим образом: чем чаще их слышишь, тем меньше о них задумываешься.

Мередит отложила отчеты и включила компьютер. Весь следующий час она вбивала в поисковую строку все, что могла придумать: Ленинград, Сталин, Вера и Ольга, Фонтанка, Большой террор, Медный всадник. Ничего толкового она так и не нашла – лишь новые подтверждения, что действие сказки происходит в реальных декорациях.

Зато она отыскала длинный список публикаций Василия Адамовича. Он изучил едва ли не все вехи советской истории – Октябрьская революция, расстрел царской семьи, приход к власти Сталина, террор 1930-х, нападение Гитлера, война и победа в ней, смерть Сталина, холодная война, Чернобыль. Казалось, он написал про все, что только успели пережить русские в двадцатом столетии.

– Да уж, очень полезно, – пробормотала Мередит, постукивая по столу ручкой.

Она добавила к имени профессора слово «пенсия», и одна из ссылок неожиданно привела ее к газетной статье.

Доктор Василий Адамович, бывший профессор русистики в Аляскинском университете Анкориджа, ныне пенсионер, вчера вечером перенес инсульт в своем доме в Джуно. Академическое сообщество ценит профессора Адамовича за его необычайную работоспособность, близкие также отмечают, что он отличный садовод и знаток историй о привидениях. В 1989 году профессор Адамович отошел от преподавания и часто работал как волонтер при районной библиотеке. Сейчас он проходит реабилитацию в местной больнице.

Мередит сняла телефонную трубку и набрала номер справочной. Телефонистка не смогла найти в Джуно никакого Василия Адамовича. Ощущая досаду, Мередит запросила номер библиотеки.

– В реестре несколько номеров, мэм.

– Продиктуйте мне все, – попросила Мередит, а затем записала номера всех отделов.

С четвертой попытки она дозвонилась куда нужно.

– Здравствуйте, я бы хотела поговорить с Василием Адамовичем.

– Надо же, – ответила женщина, – про Васю давненько никто не спрашивал, даже грустно.

– Он ведь работал у вас волонтером?

– Много лет, два раза в неделю. Старшеклассники его просто обожали.

– Я пытаюсь найти его…

– Насколько я знаю, он живет в доме престарелых.

– Не можете сказать, в каком именно?

– К сожалению, нет, но… вы его подруга?

– С ним была знакома моя мама. Правда, давно.

– Вы слышали об инсульте?

– Да.

– Мне говорили, что он в плохом состоянии. С трудом разговаривает.

– Понятно. Что ж, спасибо за помощь.

Как только Мередит повесила трубку, дверь открылась и в кабинет вошла Дэйзи.

– На складе кое-какие проблемы. Это не срочно, но Гектор просил, чтобы ты заглянула туда в течение дня, когда будешь свободна. Если у тебя завалы, то я могу разобраться сама.

– Да, – сказала Мередит, – давай.

– А потом полечу на Таити.

– Ага.

– За счет компании.

– Ясно. Спасибо, Дэйзи.

Дэйзи решительно пересекла кабинет и села на стул, стоявший перед столом Мередит.

– Так, – она скрестила руки, – выкладывай.

Мередит вскинула голову. Сказать по правде, Дэйзи застигла ее врасплох. О чем она только что говорила?

– Что?

– Я сказала, что лечу на Таити за счет компании.

Мередит рассмеялась.

– Так и быть, признаю, я не слушала.

– Что-то случилось?

Мередит подумала, что Дэйзи связана с их семьей столько, сколько она себя помнит.

– Как ты познакомилась с моей мамой?

Дэйзи удивленно вздернула брови-ниточки.

– Хм, надо подумать. Мне было лет десять, наверное. Может, меньше. Шумиха поднялась из-за нее страшная, это я помню. Еще бы: до войны твой папа ухаживал за Салли Герман, а домой вернулся женатым на другой женщине.

– Значит, он почти ее не знал.

– Трудно сказать. Но влюблен был по уши. Моя мама говорила, что в жизни такого не видела. Она тогда выхаживала Аню.

– Кто?

– Моя мама. Почти весь год после ее приезда.

Мередит нахмурилась:

– В смысле – выхаживала?

– Аня в то время болела. Разве ты не знала? Кажется, она почти год не вставала с постели, а потом вдруг поправилась. Мама думала, что они подружатся, но Аня есть Аня.

Ничего себе новость. На памяти Мередит мать даже не простужалась ни разу.

– Чем болела? Что за болезнь?

Как можно слечь на год, а потом внезапно поправиться?

– Я не знаю. Мама мало что мне рассказала.

– Спасибо, Дэйзи.

Она проследила, как Дэйзи выходит из кабинета и закрывает дверь.

Следующие пару часов Мередит старалась сосредоточиться на делах, но мысли ее снова и снова возвращались к матери.

К пяти вечера ей надоело притворяться, что она работает, и она решила поехать домой.

– Дэйзи, разберешься с проблемой на складе? – попросила она перед выходом. – Если что-то серьезное, то звони. Я на сегодня все.

– Разберусь, конечно.

Десять минут спустя она уже входила в дом матери, где ее встретил запах свежеиспеченного хлеба. Мать хозяйничала на кухне в широченном белом фартуке, руки у нее были в тесте. Как обычно, хлеба она напекла на целую армию. Морозильник в гараже уже забит буханками.

– Привет, мам.

– Ты сегодня рано.

– Работы было немного, так что я решила заняться упаковкой твоих вещей. Как закончу, сможешь проверить, не отдаю ли я что-нибудь лишнее.

– Делай как считаешь нужным.

– Тебе все равно, что я оставлю, а что отдам?

– Да.

Мередит не нашлась что ответить. Неужели для матери вообще ничто не имеет значения?

– А где Нина?

– Ушла по каким-то делам с час назад. Камера у нее с собой, так что…

– Так что вернется неизвестно когда.

– Именно.

Мать снова принялась за тесто.

Мередит постояла на кухне еще с минуту, потом вернулась к входной двери, сняла куртку и повесила ее на крючок. Она направилась по коридору к папиному кабинету, но на полпути остановилась. Разбирая вещи матери, она не задавалась целью что-нибудь среди них отыскать – не проверяла карманы и не рылась в глубине ящиков.

Бросив взгляд в сторону кухни, где мать месила тесто, Мередит свернула на лестницу и поднялась в родительскую спальню.

С правой стороны просторной, длинной гардеробной висели в ряд черные и серые вещи матери – почти все из мягкой мериносовой шерсти или хлопка с начесом: водолазки, кардиганы, длинные юбки и свободные брюки. Ничего модного, нарядного или дорогого.

Одежда, в которой тебя не