Аори медленно отодвинулась, насколько смогла, вызвав на лице араха кривую улыбку. Во рту его не хватало доброй половины зубов, но он ничуть не смущался и то и дело просовывал язык в дырки, то ли дразня пленницу, то ли просто от дурной привычки.

– Не бойся, сладкая, до восхода ты в безопасности. А там уж как Двуликая повернется.

Одноглазый протянул руку, цепко ухватил Аори за волосы и подтянул к себе.

– Говорят, ты стоишь хороших денег, – склонив голову набок, он рассматривал ее, как товар на рынке. – Не пойму я, отчего.

– А ты двумя глазами посмотри, – из-за загородки снова грохнуло смехом.

– Шакальи дети! – гаркнул он в ответ.

Аори попыталась оттолкнуть одноглазого, но куда там… Он перехватил ее руки и покачал головой, заметив, как ремень впился в кожу.

– Сладкая, мы тут втроем. Как думаешь, сумеешь нас занять на всю ночь? Или будешь сидеть тихо, если я тебя развяжу?

– Буду сидеть тихо, – пообещала Аори.

Отпустив ее, одноглазый вытащил из-за пояса короткий кинжал и поддел ремень кривым зазубренным кончиком. Петли свалились с запястий, оставив на них иссиня-багровые следы.

– Так что, сладкая, выкупит тебя тоо? Или решит сэкономить, дождавшись торгов?

– Не знаю, – Аори старалась не смотреть на него.

– Не лучший ответ. Неразумный.

– Я… я думаю, что выкупит.

– Пить хочешь? – одноглазый поднялся. – Ты долго спала.

– Что со мной случилось?

Он скрылся за перегородкой, но тут же вернулся с щербатой деревянной чашей в руках и протянул ее Аори. Она с подозрением принюхалась, сделала осторожный глоток.

Просто вода.

– Тебе стало плохо от жары, – сообщил одноглазый, наблюдая, как она жадно пьет. – Потеряла сознание. А мы тебя нашли.

– И как вы узнали про тоо?

– Слухами пустыня полнится, – усмехнулся он.

– Понятно, – Аори как бы ненароком поставила опустевшую чашу рядом с собой.

Не переставая улыбаться, одноглазый запустил руку в карман фарки и наклонился, поигрывая тонкой полоской кожи.

– Подними-ка волосы, сладкая. Я тебе подарок принес.

Грязные пряди спутались, прилипли к спине так, что пришлось отдирать. Замок ошейника коротко клацнул, и одноглазый повесил себе на шею ключик на длинной веревке. Подобрав чашу, арах удалился мягким кошачьим шагом.

Аори оперлась спиной на стену и сдуру прикрыла глаза. Голова закружилась с утроенной силой, пытаясь оторваться и улететь в другую реальность. Взглянув на этот бедлам, разумные мысли бочком-бочком отступили куда-то в глубину сознания. До маловероятных лучших времен.

Живот распирало от выпитой воды, она подступила к горлу и, казалось, плескалась там, норовя вылиться через край.

Судорожно сглотнув, Аори вскочила с циновки.

Пять удивленных глаз посмотрели снизу вверх, стоило ей показаться из-за перегородки. В тусклом свете плавали клубы дыма, поднимаясь от видавшего виды кальяна с шахтой настолько мятой, будто ей долго кого-то били, а потом, спохватившись, попытались выровнять, ударив еще пару раз. На столике вокруг него валялись вперемешку объедки и засаленные карты с пошлыми рисунками. Такие же сжимали в руках одноглазый и его сосед, довольно-таки упитанный, как для жителя пустыни. Третий арах сложил руки на сбившемся мелкими складками животе, насупившись, словно проиграл все, кроме фарки и шаровар. Костлявые плечи покрывали расплывшиеся татуировки с сюжетами наподобие карточных.

Вытертые до серости, заплеванные ковры покрывали пол, и Аори едва не упала, зацепившись за вылезшие нитки.

– Мне надо выйти, – сдавленно пробормотала она.

Арахи коротко переглянулись. Вздохнув, одноглазый шлепнул карты на стол, не решаясь доверить шестеркам столь важное дело.

Следом за ним пленница взобралась по крутым ступенькам без перил и протиснулась в проем расположенной под потолком двери. Высокая, хоть и кривая, стена надежно скрывала узкий двор от посторонних взглядов, а одноглазый предусмотрительно встал между пленницей и заросшей бурьяном аркой. Под его конвоем Аори обогнула хибару и, бросив один-единственный взгляд на заваленный засохшим дерьмом закуток, согнулась пополам. Ее вырвало водой, зельем, чем-то кислым и жгучим. Спазмы сотрясали тело так, что она едва держалась на ногах.

Но упасть посреди загаженного двора, перед тем, кому она обязана этими небывалыми ощущениями… Аори скрутило с новой силой.

– Ничего-ничего, – арах похлопал ее по плечу, и не подумав отвернуться. – Оно попустит.

“Мне бы капельку изменения на одну секунду, – с ненавистью подумала Аори, пытаясь отдышаться. – Я бы тебя попустила так, что навсегда б зарекся ручонки тянуть.”

Она ведь почти привыкла жить без магии. Почти. Но к тому, чтобы быть беспомощной и полностью зависеть от чужой милости, – так и не смогла.

Минуты тянулись одна за другой, и пленница давно утратила им счет.

Такая длинная ночь, одна из самых длинных в ее жизни. Можно притерпеться к чаду, к прогоревшему и продымленному насквозь воздуху, к темноте, заполнившей собой весь видимый мир, к болезненному огню свеч, к грубым выкрикам и ругани. Но невозможно привыкнуть к томительному ожиданию, к мыслям, которые наслаиваются одна на другую и поглощают твой разум.

Что, если тоо не придет? Сколько осталось до утра, до следующего дня? С чего оно начнется, с трех арахов, не получивших долгожданного выкупа?

А если придет… что Шуким скажет? Как посмотрит на оплетающий шею ремешок? И ей придется предать его, предать и сбежать. Навсегда.

– Двадцать пять, плати опять!

Одноглазый перевернул карту и расхохотался, похрюкивая от избытка чувств. Не оценив его поэтического таланта, татуированный раздраженно бросил на столик пару монет и поднялся.

– Хватит с меня. Ты мухлюешь, сука, не может такого, сука, быть, чтоб так, сука, везло!

– Не умеешь проигрывать – не играй, – одноглазый хозяйственно сгреб монеты и покачал их на ладони. – Книрочки счет любят.

– Ну если кое-кто не набрехал, скоро у нас их будет завались, – толстый рассеянно почесал ляжку. – А вы тут по мелочи играете.

– Набрехал, не набрехал… Проверить бы ее, – татуированный нервно сунул руки в карманы шаровар. – Не убудет, небось.

Он заискивающе посмотрел на одноглазого.

– Никаких проверок, – арах по очереди опустил монеты в кошелек на поясе. – Я дал слово, что мы ее не тронем.

– А я, сука, не давал!

– Ну потому ты и жуешь сопли всю жизнь, что не видишь дальше носа, из которого они висят, – рассудительно заметил толстый. – Ну трахнешь ты ее, а назавтра девочка поговорит с тоо, и он укоротит тебя на одну выступающую часть. Я про голову, если что.

– Я не трахать, – заюлил арах, вытирая о фарку вспотевшие ладони. – Я так… Посмотреть. Никогда, сука, не видел чужачек. И можно ей еще всунуть кауры, так, сука, что и не вспомнит ничего…

– Заткнись, – от взгляда единственного