председателя совместного заседания Никиты Хрущева, а в списках присутствовавших – автографы многих других высокопоставленных персон… Тогда звучала формулировка о необходимости обеспечения «бесперебойного и правильного руководства страной». Навряд ли кто из непосвященных понял, что значили такие слова, но теперь, когда открылись почти все главные документы, мы вправе обнародовать то, что говорилось в те дни о еще живом «Хозяине» в узком кругу: Сталин стал допускать не только перебои в управлении страной, но и, перейдя к методам единоличного руководства, все чаще стал принимать необоснованные решения… Самая важная роль на совместном заседании отводилась Берии. Именно он, ссылаясь на решения Бюро Президиума от 3 марта, внес предложение принять официальное решение вместо Сталина «…назначить Председателем Совета Министров СССР тов. Маленкова Г.М.».

Решения о коренных переменах во власти, принятые 3 и 5 марта, газеты напечатали только 7-го числа (исключив при этом из текста постановления совместного заседания 13-й пункт) – чтобы у людей создалось впечатление, что новые назначения состоялись уже после смерти вождя. Именно так пишут и по сей день почти все наши и зарубежные историки. Хотя на самом деле главное в этой «перестройке» было сделано даже не 5, а 3 марта!»

Не подлежит никакому сомнению, что политическая смерть Сталина могла быть возможной только в том случае, если Лаврентий Берия уже 3 марта точно знал, что вождь со дня на день должен умереть.

Теперь было самое время вызывать к Сталину врачей и родственников.

Сталин умирает

Лозгачев:

«В 9 часов утра 2 марта прибыли врачи, среди которых были Лукомский, Мясников, Тареев и другие. Начали осматривать Сталина. Руки у них тряслись. Пришлось помочь разрезать рубашку на товарище Сталине».

С этого момента многие подробности развития болезни и смерти Сталина документировались. Потом их обобщил академик Мясников:

«Сталин лежал неподвижно, лицо перекошено, правые конечности болтались как плети. Он тяжело дышал, периодически то тише, то сильнее (дыхание Чейна-Стокса). Иногда стонал. Кровяное давление – 210–110. Мерцательная аритмия. Лейкоцитоз – до 17 000. Была высокая температура – 38 градусов с долями. При прослушивании и выстукивании сердца особых отклонений не отмечалось, в боковых и передних отделах легких ничего патологического не определялось».

Классический инсульт: кровоизлияние в левом полушарии мозга на почве гипертонии и атеросклероза. Этот инсульт был у Сталина уже третьим по счету, самым сильным и, в конце концов, сведшим его в могилу.

«Только на один короткий миг показалось, что он осмысленным взглядом обвел окружающих его. Тогда Ворошилов склонился над ним и сказал: “Товарищ Сталин, мы все здесь твои верные друзья и соратники. Как ты себя чувствуешь, дорогой?” Но взгляд Сталина уже ничего не выражал».

По части художественного изображения событий академику Мясникову с Шепиловым не тягаться. Обратите внимание, сколь живописно тот представил этот же эпизод:

«Утром четвертого марта под влиянием экстренных лечебных мер в ходе болезни Сталина как будто наступил просвет. Он стал ровнее дышать, даже приоткрыл один глаз, и присутствовавшим показалось, что во взоре его мелькнули признаки сознания. Больше того, им почудилось, что Сталин будто хитровато подмигнул этим полуоткрывшимся глазом: ничего, мол, выберемся! Берия как раз находился у постели. Увидев эти признаки возвращения сознания, он опустился на колени, взял руку Сталина и поцеловал ее. Однако признаки сознания вернулись к Сталину лишь на несколько мгновений…»

На самом деле Сталин постоянно находился в бессознательном состоянии. Ему становилось все хуже и хуже. Консилиум врачей определенно объявил Маленкову об отрицательном прогнозе. Маленков сказал, что партийное руководство это понимает.

Врачам оставалось только караулить подкрадывающуюся к Сталину смерть.

«В Кремль, в секретариат Сталина, в тот вечер на протяжении нескольких часов вызывались находившиеся в Москве, а может быть, и уже вызванные в Москву члены и кандидаты ЦК, а возможно, и еще какой-то круг лиц – этого я не знаю – для того, чтобы познакомиться с бюллетенями о состоянии здоровья Сталина. Мотивы, по которым это делалось, как мне сейчас думается, могли быть двоякими. Во-первых, могли хотеть познакомить определенный круг лиц с подлинниками бюллетеней, и, во-вторых, эти бюллетени-подлинники могли быть и более подробными, чем тот текст, который передавался для печати. Скорее всего, так оно и было» – это написал потом Константин Симонов. На самом деле собирали кворум для Пленума Центрального Комитета КПСС, Совета Министров СССР и Президиума Верховного Совета СССР 5 марта 1953 года.

Переполох в стане врачей четвёртого утром произвела молодая «электрокардиографистка», безапелляционно заявившая: «Инфаркт».

«Жаловаться на боль, столь характерный симптом инфаркта, Сталин, будучи без сознания, естественно, не мог. Лейкоцитоз и повышенная температура могли говорить и в пользу инфаркта.

Недиагностирование инфаркта грозило приобщением к «Делу врачей».

Академик Мясников описывает свои волнения по этому поводу: «Шестого марта в 11–12 часов дня на Садовой-Триумфальной, во флигеле, во дворе здания, которое занимает кафедра биохимии 1-го МОЛМИ, состоялось вскрытие тела Сталина. Присутствовали из состава консилиума только я и Лукомский. Вскрывал А.И. Струков, профессор 1-го МОЛМИ, присутствовал Н.Н. Аничков (президент АМН), биохимик, профессор С.Р. Мардашев, который должен был труп бальзамировать, патологоанатомы: проф. Скворцов, Мигунов, Русаков.

По ходу вскрытия мы, конечно, беспокоились – что с сердцем. Инфаркта не оказалось (были найдены лишь очаги кровоизлияний)».

Высокопоставленная медицинская комиссия во главе с Третьяковым (новым министром здравоохранения) и Купериным (новым начальником Лечебно-санитарного управления Кремля) обнародовала своё заключение о причинах болезни и смерти Сталина:

«Результаты патологоанатомического исследования полностью подтверждают диагноз, поставленный профессорами-врачами, лечившими И.В. Сталина. Данные патологоанатомического исследования установили необратимый характер болезни И.В. Сталина с момента возникновения кровоизлияния в мозг. Поэтому принятые энергичные меры лечения не могли дать положительный результат и предотвратить роковой исход».

Без комментариев остались события, предшествующие появлению врачей.

Одна из таких версий, «объясняющих» причину смерти Сталина, приписывается Илье Эренбургу, который якобы поведал об этом французскому философу и писателю Жану Полю Сартру.

Версия Ильи Эренбурга

Рассказ Эренбурга сводится к следующему: «1 марта 1953 года (в Кремле) происходило заседание Президиума ЦК КПСС. На этом заседании выступил Каганович, требуя от Сталина создания особой комиссии по объективному расследованию “Дела врачей” и отмены отданного Сталиным распоряжения о депортации всех евреев в отдаленную зону СССР (новая черта оседлости). Кагановича поддержали все кроме Берии. Это необычное и небывалое единодушие показало Сталину, что он имеет дело с заранее организованным заговором. Потеряв самообладание, Сталин не только разразился площадной руганью, но и начал угрожать бунтовщикам самой жесткой расправой. Однако подобную реакцию на ультиматум Кагановича заговорщики предвидели. Знали они и то, что свободными им из Кремля не выйти, если на то будет воля Сталина. Поэтому они приняли и соответствующие предупредительные меры, о чем Микоян заявил бушующему Сталину: “Если через полчаса мы не выйдем свободными из этого помещения, армия займет Кремль!» После этого заявления Берия тоже отошел от Сталина. Предательство Берии окончательно вывело Сталина из равновесия. А Каганович вдобавок тут же на глазах Сталина изорвал в мелкие клочки свой билет члена Президиума ЦК КПСС и швырнул Сталину в лицо. Не успел Сталин вызвать охрану Кремля, как его поразил удар: он упал без сознания».

Этот рассказ больше похож на рождественскую сказку. Заседания Президиума ЦК КПСС 1 марта в Кремле,