По существу сюжета. Открыто выступить против Сталина члены Президиума ЦК КПСС в то время не могли. Сталин был для них Богом. Что он им приказывал, то они и делали. Во время частых застолий Хрущев плясал перед ним гопак. Сталин заставлял своих собутыльников смеяться над старыми анекдотами. И они лицемерно смеялись, по-собачьи преданно заглядывая ему в глаза.

Досужие рассуждения о возможности угроз в адрес Сталина наивны. Сталин был кумиром всего народа. Какие-либо направленные против него действия тогда не поддержал бы ни государственный, ни партийный аппарат, ни военные. Они это хорошо знали. Когда после его смерти потребовалось арестовать Берию, в Кремль пришлось тайно стянуть весь цвет советского генералитета.

Нигде и никогда не было сказано ни одного слова о каких-либо военных приготовлениях (даже на территории Кремля) для разрешения конфликта между Сталиным и его соратниками. Этого просто не могло быть.

Некоторых членов Бюро Президиума ЦК КПСС, особенно в последние годы жизни, Сталин просто не замечал. Очевидцы рассказывают, что однажды, разговаривая с Булганиным, он вдруг спросил его: «Извините, как ваша фамилия?» Тут не просматривается простая забывчивость. Этим он показывал, что тот для него – никто.

«Внешность Булганина была обманчива. В отличие от Хрущева или Берии, Булганин, всегда прекрасно одетый, имел благородный вид. Позже я узнал, – писал генерал-лейтенант госбезопасности Судоплатов («Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930–1950 годы». М.: ОЛМА-ПРЕСС, 1997), что он был алкоголиком и очень ценил балерин и певиц из Большого театра. У этого человека не было ни малейших политических принципов – послушный раб любого лидера». Сталин это хорошо знал. Булганина он не уважал, но тот его определенно устраивал.

На два года (с марта 1947 по март 1949-го), пока еще были свежи воспоминания о героике Великой Отечественной войны, Сталин держал его на позиции военного министра, «пасти» таких талантливых и любимых народом командиров, как Жуков, Василевский, Штеменко, Конев, Рокоссовский и Баграмян.

В Президиуме ЦК КПСС Булганина считали «сталинским стукачом». Зная это, именно его определили «смотрящим» от партии за благопристойность умирания Сталина. И он неотлучно находился у его изголовья, пока остальные занимались распределением высших партийных и государственных постов. На совместном заседании Пленума Центрального Комитета КПСС, Совета Министров СССР и Президиума Верховного Совета СССР 5 марта 1953 года по этому поводу выступил Хрущев: «С самого начала болезни товарища Сталина у его постели непрерывно находятся члены бюро Президиума ЦК. Сейчас дежурит товарищ Булганин, поэтому он не присутствует на заседании». С этой задачей он справился. Обошлось без нежелательных эксцессов. Он оставил свой «пост» только тогда, когда тело Сталина увезли.

Светлана вспоминает: «Все разошлись. Осталось на одре тело, которое должно было лежать здесь еще несколько часов, – таков порядок. Остались в зале Н.А. Булганин и А.И. Микоян, осталась я, сидя на диване у противоположной стены. Погасили половину всех огней, ушли врачи. Осталась только медсестра, старая сиделка, знакомая мне давно по кремлевской больнице. Она тихо прибирала что-то на огромном обеденном столе, стоящем в середине зала.

Это был зал, где собирались большие застолья и где съезжался узкий круг Политбюро. За этим столом – за обедом или ужином – решались и вершились дела. “Приехать пообедать” к отцу – это и означало приехать решить какой-то вопрос. Пол был устлан колоссальным ковром. По стенам стояли кресла и диваны; в углу был камин, отец всегда любил зимой огонь. В другом углу была радиола с пластинками, у отца была хорошая коллекция народных песен – русских, грузинских, украинских. Иной музыки он не признавал. В этой комнате прошли все последние годы, почти двадцать лет. Она сейчас прощалась со своим хозяином…

Поздно ночью – или, вернее, под утро уже – приехали, чтобы увезти тело на вскрытие… И тело увезли. Подъехал белый автомобиль к самым дверям дачи, все вышли. Сняли шапки те, кто стоял на улице, у крыльца. Я стояла в дверях, кто-то накинул на меня пальто, меня всю колотило. Кто-то обнял за плечи – это оказался Н.А. Булганин. Машина захлопнула дверцы и поехала. Я уткнулась лицом в грудь Николаю Александровичу и наконец разревелась. Он тоже плакал и гладил меня по голове. Все постояли еще в дверях, потом стали расходиться».

Булганина тоже не обделили. Хрущев опять сделал его министром обороны. Потом Председателем Совета Министров. Включал в свою свиту для зарубежных поездок. До тех пор, пока Булганина не затянули в «антипартийную группу Молотова – Кагановича – Маленкова». Успел покаяться. Получил пост председателя правления Госбанка, но с маршальским званием пришлось расстаться.

Булганин благополучно вышел на пенсию. В 70-х годах его можно было встретить в центре Москвы стоящим с авоськой в очереди за арбузами. Между тем, как Герой Социалистического Труда, он имел законное право на внеочередное обслуживание. В старости он был уже малоузнаваем.

Разговоры о том, что Сталин якобы подготовил план депортации евреев, скорее всего, вымысел. Послушаем генерал-лейтенанта госбезопасности Судоплатова: «Сейчас говорят о том, будто накануне смерти Сталина существовал план депортации евреев из Москвы. Сам я никогда о нем не слышал, но если подобный план действительно существовал, то ссылки на него можно было бы легко найти в архивах органов безопасности и Московского комитета партии, потому что по своим масштабам он наверняка требовал большой предварительной подготовки. Операция по высылке – дело довольно трудное, особенно если ее подготовить скрытно. В этом случае должна была существовать какая-то директива, одобренная правительством, по крайней мере за месяц до начала проведения такой акции. Поэтому я считаю, что речь идет только о слухе, возможно, основанном на высказываниях Сталина или Маленкова, выяснявших отношение общества к евреям в связи с “Делом врачей”.

Несмотря на атмосферу антисемитизма, возникшую при Сталине и сохранившуюся при Хрущеве, соблюдался так называемый выборочный подход к еврейской интеллигенции, в соответствии с которым отдельным небольшим группам творческой интеллигенции и высококвалифицированным профессионалам-специалистам было позволено занять видное положение в обществе».

К мнению этого человека стоит прислушаться. Сталин при личных встречах с Судоплатовым доверял ему такие тайны, о которых кроме них двоих знали еще единицы в государстве.

В информированность Судоплатова можно поверить еще и потому, что за время многолетнего заключения судьба забросила его в печально известный Владимирский централ, где возник необычный «клуб» бывших высокопоставленных сотрудников НКВД – МВД.

Во Владимирской тюрьме, во время долгих разговоров с коллегами во время прогулок, для Судоплатова открылось многое из того, чего он не знал прежде, работая на Лубянке. Однако никакой информации о готовящейся депортации евреев не было. Между тем без Министерства государственной безопасности в таком вопросе было не обойтись. То же самое говорит и Г. Костырченко («Тайная политика Сталина». М.: Международные отношения, 2001):

«Нельзя не учитывать и такой достаточно весомый антидепортационный аргумент, заключающийся в том, что, несмотря на тотальное предание гласности после августа 1991 года всех самых секретных политических архивных материалов сталинского режима, не было обнаружено не только официальной директивы, санкционирующей и инициирующей депортацию, но даже какого-либо другого документа, где бы она упоминалась или хотя бы косвенно подтверждалась ее подготовка (в том числе пресловутые сотни тысяч страниц списков евреев на выселение)».

Периодическое появление разного рода измышлений в западной прессе о предполагаемой или даже