Глобальный коммунистический проект рухнул вместе с Берлинской стеной. Стена разрушилась изнутри, потому что в том виде, в каком на исходе холодной войны этот проект вынужден был сам себя репрезентировать, он заведомо уступал своему американскому конкуренту. Бегемот принял условия состязаний и рискнул плавать быстрее, чем Левиафан. Как только на вопрос: «Что же такое коммунизм?» – жители СССР все чаще (пусть даже мысленно) стали отвечать: «Это когда все наши будут одеты во все иностранное…» сделалось очевидным, что холодная война проиграна, поскольку не может быть «разморожена».

Сейчас об эпохе, когда мир балансировал на грани войны, в России вспоминают едва ли не с нежностью. В русском интернете разыгрываются самые невероятные сценарии «русского реванша». Реальная история перешла в плоскость компьютерных игр, что, впрочем, не столь безобидно. Достаточно вспомнить заявление секретной команды русских хакеров во время кризиса в Косово – они готовы были взломать коды Пентагона и перепрограммировать американские ракеты. Угрозы их не были осуществлены, но идея, что новую войну возможно выиграть «одним ходом», с помощью некоего секретного супероружия в виртуальном пространстве, весьма популярна и среди людей старшего поколения, и среди совсем молодых людей, для которых холодная война – всего-навсего один увлекательный эпизод игры «Цивилизация». Эпизод, который можно переиграть.

Мифология секретного супероружия распространена в постъельцинской России необыкновенно и среди национал-патриотов или стариков-коммунистов, и среди молодых радикально настроенные маргиналов. В основе – представление о том, что американцы выиграли холодную войну, используя не обычное, «убойное» оружие, а своего рода «Добрую Бомбу». В статье Ефима Островского «Реванш в холодной войне» (сетевой Русский Журнал. 14.07.1997) свойства Доброй Бомбы описываются следующим образом: «Сегодняшняя ситуация бросает учению о глобальных стратегиях вызов, аналог которому можно найти лишь в середине века, когда потребовалось переосмысление всего, что стратеги от войны и политики знали о глобальном противоборстве и тотальных войнах: холодная война породила Добрую Бомбу – это даже не нейтронная бомба, которая убивает людей, но оставляет нетронутыми предметы материальной культуры; Добрая Бомба не лишает людей жизни. Доб рая Бомба не уничтожает человека, полностью соблюдая заповедь „Не убий“ – а вытесняет его волю и смысл, замещая их чужими волей и смыслом. Это – войны в ином измерении, сквозь которое вы наносите удар – и получаете работающие на вас командные пункты и танки, стройными колоннами идущие на переплавку…»

Что могла противопоставить Доброй Бомбе тяжелая, неповоротливая советская военная машина? Если даже представить себе, что вместо перестройки Политбюро в середине 80-х решилось на «большой поход» и двинуло-таки танки на территорию Западной Германии, то союзникам по НАТО не понадобилось бы даже применять ядерное оружие, чтобы остановить железную лавину. Достаточно было начать разбрасывать с самолетов дешевые джинсы, сигареты «Мальборо» или электробытовые приборы – и наступление захлебнулось бы, а нападающие дружно занялись бы экстренным «о-своением» свалившегося на голову.

Надо ли удивляться тотальному мародерству в нынешней Чечне, где солдаты-контрактники ведут себя как номады, проникшие на территорию то ли своей, то ли чужой «этнической полупустыни»? Дети поражения в холодной войне, они чувствуют в себе внутреннее право разрушать и грабить, тем самым компенсируя нищету и разруху, царящие в их собственных домах. Та к карикатурно и уродливо воплощается не реализованный в свое время идеал «джинсового коммунизма», синдром имперского репарационного мышления, унаследованный от эпохи холодной войны.

«Они нам по жизни должны» – вот формула, которая все чаще определяет отношения России с внешним миром. России, где сейчас даже бездомные клошары одеты «во все иностранное», правда, в обноски и лохмотья. В лохмотья облачается и новая государственная доктрина этой страны, но зато в лохмотья отечественного производства, в изношенный парадный мундир времен холодной войны. Со сверкающими аксельбантами, но без штанов. Знак новой эпохи – только что отреставрированный Кремлевский дворец, который обильно, с византийской пышностью, украшен позолоченной военной символикой. Это достойный памятник неовизантизму в политике. Идеология и риторика реванша здесь доведена до китча, портреты великих военачальников кисти непотопляемого семейства Глазуновых почти карикатурны в своем стремлении возвеличить картинно-торжествующую воинственность генералов и царей. В то же время над всем витает дух рынка, поскольку военное прошлое страны упаковано как дорогостоящий товар и словно бы помещено в некий гигантский рефрижератор. Тоже наследие холодной войны.

Сейчас, к сожалению, кажется, что в России холодная война так никогда по-настоящему и не кончалась. Она просто перешла в виртуальную стадию, поскольку материальное соперничество с Западом оказалось невозможным. Теперь главной ее ареной становится внутрироссийское идеолого-информационное пространство, постепенно захватываемое теми же самыми силами, которые в период противостояния сверхдержав обеспечивали тайную составляющую отчаянной борьбы СССР за мир, – спецслужбами.

На фоне демонстративного падения престижа вооруженных сил (катастрофы, аварии, бесславные чеченские кампании) бывшая тайная полиция одерживает одну внутриполитическую победу за другой. И в столицах, и в провинции ключевыми политическими фигурами ставятся тихие и незаметные «бойцы невидимого фронта». Они действуют «при выключенном электричестве», как привыкли действовать во времена горячей борьбы за мир, но сохраняют при этом несколько подмороженный вид. Трехчленная заповедь основателя советской тайной полиции Феликса Дзержинского – «У чекиста должна быть холодная голова, горячее сердце и чистые руки» теперь, в тени двуглавого державного орла, – претендует на то, чтобы стать формулой новой государственности. Она соединяет сознание необходимости построить в России рыночную экономику, обозначить страну как органическую часть современного мирового порядка («холодная голова») с ностальгическими воспоминаниями о военном могуществе СССР в период холодной войны («горячее сердце»). Но по сути дела эта формула столь же противоречива и разрушительна для новой России, как формула «Мы боремся за мир» – для СССР времен холодной войны. Те м более что ее третья составляющая – «чистые руки» – остается главной проблемой и для власти, и для граждан страны, где отключение горячей воды – норма жизни.

1999

Буддистские птицы и жертвенные животные[229]

Субкультура Черной речки на закате Империи

У каждого литературного поколения своя вечная весна, и у каждой вечной весны собственная география, а точнее, космография, с особыми запретными зонами и сакральными территориями. Такой священной «вечновесенней» территорией для меня навсегда останется пространство между Каменным островом и Новой Деревней, ограниченное четырьмя точками – с севера Буддистским храмом на Приморском шоссе и «рощей Пушкинской дуэли»[230] близ Комендантского аэродрома, а с юга – псевдоготической часовней Иоанна Предтечи, где, по преданию, Павел I похоронил свою любимую лошадь, а Пушкин крестил детей, и ложноклассической