— Тоже неплохо. Но рынки все под кавказцами, они там кишат, как и кишит шушера типа карманников, перекупов, грабителей и бомжей. Они быстро вычислят, что девочка одна, и ее некому защитить. Продавщица тоже может это вычислить, они ведь люди ушлые, и кинуть тебя на зарплату. И что? Кому пойдешь жаловаться?

— Но может и не кинуть, — не сдавалась Лика. — В конце концов, наймусь к кому-то другому, попрошу зарплату каждый день.

— Если кинут только на зарплату — полбеды. Могут сделать недостачу и поставить на счетчик. И придется отрабатывать вечно, и не только продавщицей. Вон, подруга никуда не устраивалась, ее чуть в Турцию не продали.

— Ужасно, — поморщилась Лика.

— Понимаешь, какое время? Вероятность, что все у тебя получится, есть, но она мизерная. Нужно искать другой путь.

— Вот только не говори, что мне надо вернуться! — вскинулась она. — Я его боюсь. Вижу его — и трясет.

— Он хорошо понимает силу. Ты можешь его посадить. Снять побои и…

Глаза Лики стали такими круглыми, что я понял — она и правда боится, отец запугал ее до икоты. Но бросать учебу ей нельзя, и паспорт она не получит, если уедет, и вся жизнь пойдет под откос. Даже если когда-нибудь легализуется, ее с девятью классами образования потом и кассиром не возьмут. Ладно, попробую подойти с другой стороны.

— Ты позволишь ему выгнать себя из собственного дома, куда он ни копейки не вложил? Да, он мент, но он не всемогущий! Есть прокуратура, которая следит за ментами. Наташка хотела его посадить, она и сейчас его ненавидит… — Видя, как Лика побледнела, я взял другой курс: — Есть еще один выход. Но понадобится поддержка твоей матери.

Лика потрясла головой.

— Она для меня умерла. Его я простить смогу… когда-нибудь. Но не ее. Она ведь… она ведь — моя мама! И допустила. Просто сделала вид, что ничего не происходит! Да я бы убила за своего ребенка! Выгнала и прокляла, вот.

— Может, он и ее запугал, и ей тоже нужна помощь? Взрослые иногда только кажутся взрослыми, а на самом деле они хуже детей.

— Она от меня отреклась. — Лика закусила губу. — Понимаешь? Меня выбросили на помойку!

Все-таки дети многое перенимают от родителей. Лика старалась выглядеть безэмоциональной, как мать, но было видно, что за этой маской — вулкан страстей. Анну я не понимал, но ее холодность и рассудительность казались мне настоящими. Может, она перенесла произошедшее еще более болезненно, чем сама Лика, и сейчас локти кусает и сходит с ума. Но не исключено, что, как часто бывает при большой разнице в возрасте между детьми, при появлении младшего старший теряет актуальность, а иногда и вовсе становится обузой. Причем это не потому, что у родителей не остается времени на старшего, а глубинное отторжение, продиктованное инстинктами.

Можно было бы подумать, что, третируя Лику, отец так освобождает территорию для еще не родившегося малыша, но я знал его слишком хорошо. Он просто считает падчерицу своей, а раз она своя, делать с ней можно, что угодно, такая вот извращенная психология.

— Давай так, — предложил я. — Ничего о тебе не рассказывая, я поговорю с твоей матерью. Скажу, твои одноклассники говорят, что ты пропала, потому что отчим тебя избил.

— Нет!

— Я не скажу, что встречался с тобой, просто хочу посмотреть на ее реакцию. Вдруг она вообще за тебя? Просто вы не поняли друг друга. Заодно объясню, что и ее отец будет бить, если она скажет ему слово против. А ты поживешь в доме с моими знакомыми, комфорта там нет, зато безопасно. Как тебе план?

Тяжело вздохнув, Лика задумалась.

— Только не проболтайся, что видел меня. Она умеет выведывать то, что ей надо.

— Конечно не скажу.

— Тогда — да, а что это за место?

Увлеченный разговором, я не заметил, как к нам подошел Бузя, который продолжал в свободное время мыть машины.

— Привет! — гаркнул он, и Лика аж на плите подпрыгнула, обернулась.

— Это кто? — Бузя ткнул в нее пальцем.

— Лика, она немного поживет с вами.

— Она тоже бездомная? — удивился Бузя, а Лика дернулась всем телом и заревела, лбом упершись в кулак.

Потом Бузя удалился, не поняв, что он такого сказал, а я долго объяснял девушке, что это не притон, да, там простенько и обстановка деревенская, зато безопасно, а Бузя, Ваня и Света — хорошие, а не бичи какие. Лидия так вообще святой человек. Кровать можно соорудить в летней кухне, до ноября будет тепло.

Лика причитала, что она малолетка, был бы паспорт, было бы проще, а так ей не до ноября нужно жилье, а до мая. Я же надеялся, что Анна не отреклась от нее, а Лика просто взбесилась и не уловила важное, нужно просто спокойно поговорить с человеком и все выяснить. Отец, конечно, тиран и самодур, но инстинкт самосохранения у него работает, и он пасует перед грубой силой. Только бы Анна оказалась способна выстоять против него и хоть немного его прогнуть. Хотелось верить, что стержень у ментовки все-таки есть.

Если не удастся воззвать к материнским чувствам и навязать Лялиной свою волю, уговорю ее перевести Лику в какой-нибудь техникум, где есть общежитие. Так у нее хоть какой-то шанс будет не опуститься. Да и образование какое-никакое получит. Не останови ее я — что было бы? Ничего хорошего девочку на улице не ждет.

Лика пообещала, что никуда не сбежит, я перебинтовал ей ногу, сложил пакеты в мешок, примотал его к багажнику, поехал к себе на дачу и застал Лидию, стоящую с мухобойкой над Ваней, вперившимся в учебник.

— Ванька учиться не хочет! — пожаловалась Света, выбегая мне навстречу вприпрыжку.

Я протянул ей конфету, которую она сразу же сунула в рот.

— А ты?

— Я учусь! Я — молодец!

— Надо что-то решать с их документами, — отозвалась Лидия. — Может, опекунство оформить. Но не знаю, как получится, у меня-то прописка в каморке, где одной тесно. Велика вероятность, что откажут.

— Можно сделать липовую, — я мысленно перебрал варианты, куда ее можно прописать, — тогда никуда не денутся. Вы тут никого не знаете, я могу поспрашивать добрых