Затем ты забрасываешь за спину рюкзак, все еще сетуя на то, что лекарства и патроны стоят так дорого. В последний раз задумываешься, не взять ли напарника, но не решаешься доверить чужому человеку свою спину. И ты идешь в дорогу, дальнюю настолько, насколько далеко простираются твои амбиции. Ты начинаешь жалеть о своем решении после первой же царапины, ножевого пореза, потрепавшей тебя аномалии – если оказался удачен настолько, чтобы выжить. И, катаясь по земле от приступа боли или паники, ты все же находишь в себе силы, чтобы самостоятельно сделать первую перевязку, проклиная отправившего тебя на смерть заказчика. Дрожащими пальцами со сломанными ногтями подбираешь с земли рассыпанные патроны, аккуратно складывая их в отдельный мешочек. Срываешь с пояса гранату и выдергиваешь чеку с единственной мыслью – что ты только что урезал свой бюджет на стоимость одной гранаты. Тратишь потом и кровью заработанный артефакт на собственное спасение. А в душе лишь безмолвный вопль и самые светлые воспоминания о доме и первой любви.

Затем, приползя в бар, ты снова слушаешь те же разговоры, анекдоты, игру на гитаре. Пьешь водку, закуриваешь сигарету. Смотришь на первые заработанные в Зоне деньги. И до тебя начинает доходить, что торговцам было бы выгоднее бесплатно засыпать тебя лекарствами по самую шею и оттянуть карманы патронами – но они этого не делают. И тебя посещает прозрение. Ты понимаешь, что они спасли тебе жизнь, не упаковав в герметичный бронебойный костюм и не вручив новейший ствол. Потому что этим не спасешься от Зоны. Спасает не костюм, не ствол и не отсутствие потенциально опасного напарника. Спасает лишь неистовое желание жить, что рождается, когда ты валяешься в грязи с порванным рюкзаком, из которого выглядывают полторы аптечки, и с заедающим обрезом в окровавленных руках, когда на два ствола есть лишь три патрона. Понимаешь, что никакой шлем из авиационных материалов с пуленепробиваемым стеклом не защитит тебя так, как защищают пот и кровь, стекающие на глаза.

И в тебе постепенно растет неведомое ранее ощущение тепла и уюта, сопровождаемое восторгом: ты понимаешь, что это ощущение больше никуда не исчезнет, и никакие кошмары Зоны не смогут у тебя его отобрать. И ты снова идешь в рейд, но уже в компании малознакомого человека, который боится тебя не меньше, чем ты его. И, вернувшись в Бар, вы уже оба смеетесь, пьете и курите, обсуждая яркие моменты рейда и радуясь тому, что их вообще есть с кем обсудить.

Чуть позже ты, наконец, зарабатываешь на более дорогое оборудование и оружие. Но теперь ты не вспоминаешь о том, с какой тоской в первый день смотрел на недоступные тебе новенькие винтовки, детекторы и комбинезоны. Ты не просто в состоянии приобрести все это сейчас – ты понимаешь, что заслужил эти вещи по праву, уже достоин пользоваться предметами, цель которых – спасти жизнь будущему владельцу. Теперь ты с чистой душой принимаешь их, сознавая, что они могут помочь тебе в выполнении работы, но не сделают ее за тебя. Ты отправляешься на более сложные задания, учишься терпеть боль, зарабатываешь репутацию, раскачиваешь маятник кармы в нужную сторону. И со временем все больше и больше понимаешь этот загадочный смех ветеранов.

И в один прекрасный день ты видишь, что стал сталкером. Ты не можешь объяснить разницу, но ты ее понимаешь так, словно это единственная вещь в мире, которую имеет смысл понимать. Это уже не вызывает в тебе такого восторга, как в первые дни в Зоне, когда ты не мог отличить настоящего сталкера от любого из тех парней, которые сами так себя называют. Ты стал сталкером. И принял это как должное, без лишних эмоций. Ветераны смотрят на тебя иначе, и ты отвечаешь им тем же, замечая в их глазах то же выражение, которое чувствовал в себе, когда сам смотрел на них. Твои губы привыкают к новой, незнакомой улыбке, более красноречивой, чем все слова мира.

Тогда ты выходишь из Бара наружу и долго смотришь в небо, стараясь найти ответ на простой вопрос: готов ли ты бросить вызов той, которая тебя воспитала? Готов ли сразиться с Зоной?

И ты понимаешь: ты сталкер.

И начинаешь готовиться к по-настоящему долгому путешествию.

* * *

– Борланд, – позвал Уотсон, сжимая FN-2000. – Впереди какое-то движение.

– Да, – подтвердил Борланд, встряхивая расслабленную кисть с ножом между пальцев. – Детектор показал?

– Нет, – ответил Уотсон. – Я почувствовал… сам.

– Твои чувства тебя не обманули. Несколько зомби, шагах в шестидесяти.

– Ты видишь на радаре?

– Я не пользуюсь радаром, Уотсон. Ты понимаешь меня?

– Да. Понимаю.

Первые зомби показались ровно через шестьдесят шагов. Один из них лежал неподвижно на мокрой траве, второй неторопливо грыз его внутренности, вывалившиеся из распоротого живота. Услышав топот бегущих, мертвец заторможенно повернулся и издал чавкающий звук. Что-то разлохмаченное, черное свисало с его отвешенной челюсти.

Уотсон пристрелил зомби на месте. Затем второго, недоеденного, который после первого выстрела открыл глаза и начал подниматься. Борланд пробежал мимо трупов «второго уровня», не останавливаясь. С обеих сторон послышались болотные всплески – что-то, потревоженное выстрелами, поднималось на поверхность. Фармер с Уотсоном начали стрелять по лужам, и Борланд, положившись на их усмотрение, сконцентрировался на безопасном проходе между бурлящими бочагами.

– Это короткий путь к дому Доктора! – крикнул он, стараясь не сбить дыхания. – От этой точки – два километра на северо-восток, один на север! Запомните, если я не смогу вас довести.

– Без тебя нет смысла! – выпалил Уотсон. – Но все равно помечу на карте.

Литера на бегу расстегнула «молнию» бокового кармана, извлекла пистолет и приготовила его к стрельбе.

– Уотсон, пропусти меня! – крикнула она. – Я слежу за фронтом!

Борланд немного сместился, чтобы не загораживать Литере обзор. Девушка мчалась практически рядом с ним, держа пистолет правой рукой, дулом вниз.

Прямо на их пути рос гриб. Самый обыкновенный белый гриб, словно сошедший с обложки детской сказки. Когда Борланд приблизился к нему, шляпка гриба разделилась на четыре сегмента, которые поползли в сторону. Из центра ножки высунулся зеленый бамбукообразный стебель, который повернулся, нацелился и плюнул в сталкеров сгустком зеленой слизи.

Литера первым выстрелом разбила летящий комок, вторым разнесла на части гриб. По поверхности тины прошли колебания, стихшие метра через два. Борланд обежал их стороной, Литера перескочила сверху. Еще несколько грибов были благополучно поражены меткими выстрелами.

Слева из тумана, истошно вопя, вылетела темная фигура до тошноты знакомых очертаний. Борланд одним взмахом ножа подсек прыгуна прямо в полете