крошечным ветряным ведьмам. Мирко не помнил, чтобы когда-либо видел пыль на этом полу.

Подойдя к спальне родителей, он остановился и прислушался к дыханию матери. Дверь была приоткрыта. На этот раз он подошел к кровати. Он двигался тихо, как только мог. Он слышал ее вдохи, похожие на тонкий свист.

Она лежала в точности как прежде, и Мирко встал на колени у кровати, лицом к лицу с ней. Его пронзила волна испуга, когда он посмотрел в ее открытые глаза.

– Мальчик мой, добро пожаловать домой, – сказала она таким слабым голосом, что он едва мог расслышать слова.

Глаза светились из глубины, словно свет жил позади них. Наверное, она плакала.

Мирко нашел ее руку и крепко, но осторожно сжал ее.

– Спасибо, мама, – прошептал он и попытался улыбнуться.

Потом она закрыла глаза, и свистящий звук усилился до спокойного, размеренного норд-веста. Мирко поцеловал ее руку, одни костяшки, и аккуратно укрыл ее одеялом.

Потом бесшумно поднялся и отошел к двери, ни на секунду не поворачиваясь к маме спиной.

О кнуте и животных

Мирко говорит, от людей нельзя требовать, чтобы они делали больше, чем в их силах.

– Если делаешь все, что можешь, то больше уже не можешь, – говорит он. – Это верно и для людей, и для лошадей.

Наверное, поэтому он так разозлился, когда мы как-то встретили мужчину в двуколке, запряженной ослом. Была зима, человек сидел в телеге, укутанный в одеяло, одной рукой он держал бутыль вина, из которой пил, другой крутил кнут.

Осел тянул и тянул. Стонал и стонал.

Осел был дряхлый, измученный. От него остались кожа да кости. Еще и такой мороз. Не уверен, что он правда делал все, что мог, но выглядело именно так. И все равно мужчина то и дело бил беднягу кнутом.

– У, зверюга! Пошевеливайся давай! Вперед! – кричал он. Потом замахивался кнутом, так что тот протягивал осла по всей спине до самого хвоста, и каждый раз осел чуть не падал на колени.

Мы с Мирко встретили его на проселочной дороге, он двигался навстречу. Он кричал так, что мы услышали его еще издалека. Я заметил, что Мирко замедлял шаг по мере того, как мы приближались к телеге. И вместо того, чтобы отойти в сторону и уступить дорогу, он встал прямо посреди дороги, уткнувшись руками в бока, так что ослу пришлось остановиться.

Я встал рядом с ним. Мы же вместе.

Мужчина продолжал махать кнутом, когда осел остановился перед нами. Кажется, он не совсем понимал, что происходит. Я, если уж на то пошло, тоже.

– Оставайся здесь. И придержи несчастное животное, – сказал мне Мирко. Он подошел к телеге и выхватил кнут из руки мужчины.

– Разве ты не видишь, что осел устал? – крикнул он. – У него совсем сил не осталось! Чего же, черт подери, ты от него требуешь?

Редко я видел, чтобы Мирко так злился.

Мужчина совсем слетел с катушек, но, кажется, драться он не собирался. Скорее, он просто был пьяный в стельку и был поражен, что кто-то посмел помешать ему бить собственного осла. Он ничего не говорил, просто сидел и смотрел огромными глазами, с бутылкой в руке, но без длинного кнута. Мирко вернулся ко мне. Он сунул кнут под мышку и принялся распрягать осла.

– Оставь! – крикнул мужчина, когда до него дошло, чем занимается Мирко. – Вы, черт побери, не можете забрать у меня осла.

– Мы и не забираем. Но мы делаем то, что нужно.

Как только осел был освобожден от дышла, он упал. Можно было подумать, что это дышло держало осла на ногах, а не наоборот. Он со стоном дышал и едва мог открыть глаза.

– Бедняга. Ты не заслужил быть замученным до смерти таким нелюдем, как этот, – сказал Мирко, садясь на колени рядом с ослом и поднимая глаза на меня.

– Нет. Он делал все, что мог, – прошептал я.

– Вот именно. Этот осел больше не будет страдать. Помнишь, я тебе однажды показывал, что делать с больным теленком, если найдешь его в поле? Как свернуть ему шею. Быстрым резким движением. Помнишь, Додо?

– Да! У меня это хорошо получалось. Шея ломалась, в точности как ты объяснял.

Мирко кивнул.

– У тебя очень хорошо получалось. Сейчас тебе придется снова это сделать. Ради осла.

– Хорошо, я сделаю это ради осла, – сказал я.

Я делал это в основном потому, что Мирко попросил.

Я сел рядом с Мирко и ухватил осла за шею, а он приподнял его голову. Потом я свернул шею, быстро и уверенно, насколько мог. Бум. Недостаточно хорошо, осел не умер. Вместо этого он принялся визжать прямо мне в ухо. Жуткий звук. Как крик, который все никак не закончится.

– Еще раз! Еще раз, Додо. Сильнее! – крикнул Мирко.

Он кричал очень громко.

Я повторил, звук прекратился. Наконец-то.

– Теперь отпусти, – сказал Мирко, я отпустил шею, а Мирко положил голову осла обратно на землю.

– Извини, – прошептал я. – Я делал все что мог, – я готов был расплакаться. Я не хотел, чтобы осел так кричал. Но Мирко, хвала небесам, не сердился.

– Ты всегда делаешь все, что можешь, – сказал он и похлопал меня по плечу. – Даже когда не все получается, я знаю, что ты пытаешься. Все хорошо, Додо. Давай оттащим животное с дороги.

Внезапно мужчина с телеги завизжал и завыл.

– Какого черта вы сделали с моим ослом? – орал он. – И как мне теперь ехать?

– Впрягайся сам, – сказал Мирко.

Мужчина сидел и смотрел, а мы перенесли осла в траву. Мертвое тело было теплым и потным, несмотря на сильный ветер. Я помню, что на мне был свитер с большим сердцем. Под курткой.

И мы пошли. Через некоторое время Мирко остановился и переломил кнут об колено. Он сломал его на несколько кусочков, а потом достал карманный нож и отрезал ремень от кнутовища. Под конец он сбросил все в канаву.

– Больше этот кнут никому не навредит, – сказал он.

Вдалеке мы видели, как человек тащит свою телегу. Еще мы его слышали. Он выл без остановки.

– Ему это пойдет на пользу, – со смехом сказал Мирко. – Лучше было бы, только если бы осел сел на телегу и погонял его кнутом.

Мне не сразу удалось такое себе представить.

Влечение

Уже несколько недель Мирко ухаживал за своими немощными родителями и их животными. Он вставал спозаранку, работал день напролет и в изнеможении ложился спать. Хотя вид больных и старых родителей