значит, Дивикон мог их не бояться – особенно после того, как Спартак уничтожил войско Лонгина, наместника в Цизальпийской Галлии, которое могло поставить вождя гельветов в затруднительное положение. Они договорились встретиться перед воротами Тавразии один на один, всего лишь с сотней всадников при каждом.

И все обсудить.

Осторожный галльский царь приказал нескольким тысячам своих солдат сопровождать себя до самой долины Пада, где теперь хозяйничало войско рабов, а основную часть своих сил расположил в нескольких милях от Тавразии, разбив там лагерь. И только затем отправился к городу, прихватив с собой оговоренную сотню всадников.

Спартак поступил приблизительно так же: расположив войско в нескольких милях от Тавразии, он оставил его на попечение Каста и Ганника, а сам отправился к месту встречи с небольшим конным отрядом, согласно уговору.

Прибыв на место, Дивикон увидел палатку, установленную в миле от города, а перед ней – высокого, сильного человека; шагах в двухстах застыли в ожидании несколько десятков конников.

Дивикон нахмурился и недоверчиво осмотрелся, но больше никого не заметил.

– В этой палатке могли притаиться воины, мой господин, – сказал один из всадников, сопровождавших Дивикона.

Царь гельветов кивнул.

Они продвигались вперед, пока тоже не оказались шагах в двухстах от Спартака; тот стоял перед палаткой, поджидая Дивикона, и возле него никого не было.

– Ждите здесь, – приказал Дивикон своим людям, спешился и направился к Спартаку. Шагах в пятидесяти от палатки он остановился и знаком предложил предводителю рабов подойти к нему.

Спартак заметил это и на мгновение засомневался, но внезапно понял, что палатка, которую он установил с лучшими намерениями, сочтя ее удобным местом для беседы, могла встревожить галльского царя: тот наверняка заподозрил, что внутри нее прячутся вооруженные люди, и опасался засады.

Спартак кивнул и зашагал к галльскому царю.

Два вождя встретились посреди равнины к северу от Пада. Всадники ожидали поодаль.

– Приветствую тебя, царь гельветов, – почтительно произнес Спартак на несложной латыни. – Я благодарен тебе за то, что ты согласился на эту встречу.

– Приветствую и я тебя, – отозвался Дивикон. Его латынь была грубой, но понятной. – Правда, не знаю, как к тебе обращаться.

Спартак наморщил лоб, но не обиделся. В словах гельвета не чувствовалось пренебрежения, они не были произнесены из желания унизить собеседника: галл действительно не знал, как обращаться к вождю, который, не будучи царем, начальствовал над силами численностью в сто двадцать тысяч человек и вот уже два года громил римские войска, возглавляемые преторами и консулами. Ничего подобного Италия не видела со времен легендарного Ганнибала. В словах Дивикона звучало скорее удивление, нежели презрение.

– Меня зовут Спартаком, и я считаю себя свободным человеком.

– У Рима другое мнение на этот счет.

– Да, у нас возникли разногласия по этому вопросу. Теперь римляне подсчитывают убитых, в то время как я, свободный человек, собираюсь покинуть земли, на которых хозяйничают малочисленные легионы, оставшиеся в Италии.

Спартак сказал это без малейшего тщеславия – он лишь хотел показать, что не собирается пасовать перед галлом, даже если тот возглавляет великий народ и в прошлом также громил римлян.

Дивикон сделал глубокий вдох.

– Ты хорошо говоришь на латыни, – заметил монарх.

– Ты тоже.

– С врагом следует говорить на одном языке, – ответил Дивикон, у которого было время, чтобы обдумать следующий шаг. – Что же до твоего намерения покинуть римские земли… Есть одна трудность, которой ты не учел.

– Что за трудность?

– Я.

Предводители двух могущественных войск молча смотрели друг на друга, и ни один не опускал глаз.

– Я это прекрасно понимаю. Вот почему я предложил встретиться, – наконец объяснил Спартак. Они вплотную подошли к главному вопросу. – Мы не собираемся враждовать ни с твоим народом, ни с каким-либо другим племенем к северу от Пада. Я всего лишь хочу, чтобы ты позволил нам спокойно пройти через Альпы. Я не воюю и никогда не воевал с гельветами. На самом деле у нас один и тот же враг, чинящий нам препятствия: Рим.

– Ты не против, если мы присядем, Спартак? – предложил галльский царь, указывая на крупные валуны в нескольких шагах от них.

Фракийский вождь согласился. Каждый нашел себе камень и устроился на нем.

– Я не могу позволить тебе пересечь мои земли, Спартак, – ответил Дивикон. – Пожалуй, я мог бы сделать исключение для тебя и твоей семьи, если она у тебя имеется. Ты искусный полководец. Я бы взял тебя в советники.

– Заманчивое предложение, но я разбил столько римских отрядов не для того, чтобы служить кому-нибудь еще. Я хочу действовать самостоятельно. Вот и все.

– Нет, я не могу допустить, чтобы здесь оказались сто двадцать тысяч воинов и неизвестно сколько стариков, женщин и детей. Неужели ты думаешь, что мои советники или дружественные племена – тулинги, скажем, или бойи – согласятся на то, чтобы в наши края вторглось столько переселенцев? Даже если бы я разрешил, аллоброги и эдуи, союзники римлян, не станут сидеть сложа руки, пока твой народ занимает их земли. Большое войско позволило тебе успешно противостоять римлянам, Спартак, но разместить его в чужой стране весьма сложно.

Фракиец молча впился взглядом в галльского царя и наконец ответил:

– Это значит, что ты не собираешься открывать нам проход на север.

– Это значит, что, если ты двинешься в Альпы, я брошу против тебя все свое войско и ко мне наверняка присоединятся тулинги, бойи и другие племена, так что от тебя останется мокрое место.

Спартак облизнул верхнюю губу, опустил глаза и, как следует все обдумав, снова посмотрел на Дивикона:

– Что же ты мне предлагаешь?

– Вернуться, – отозвался монарх. – Ты сумеешь победить римлян. Разрушь Рим или захвати.

Спартак покачал головой и едва заметно улыбнулся.

– Многие из моих людей думают так же, – сказал он, глянув на своих всадников. – Но даже раненый Рим все еще слишком силен для меня. Я не справлюсь. – Он повернулся и снова устремил взгляд на галльского царя. – Но если ты присоединишься ко мне, мы сможем покончить с Римом. Ты мог бы оставить себе все земли вдоль Пада, а я бы обосновался в Италии. Это выгодно нам обоим. Главное – объединить наши силы.

– Рим мне не нужен, фракиец. Рим – твоя беда, – быстро возразил Дивикон, даже не обдумав это предложение.

Спартак вздохнул.

– Боюсь, царь гельветов ошибается, – осмелился заметить он. И быстро добавил, желая смягчить свою резкость: – Но в одном ты прав. Сейчас Рим – моя беда. Но Рим разрастается. А ты не задумывался о том, что рано или поздно консульское войско вторгнется в Альпы и Галлию и захватит