— повторял я в уме в такт шагам.

Саша уже сидел на лавочке возле ворот. По его сияющему лицу я понял, что свое задание он тоже выполнил успешно.

— Я на станции у железнодорожников был. Что за люди, Витя, — шептал Саша возбужденно. — Им бы дать сейчас оружие, они бы весь город перевернули! Честное слово!

Во дворе нас ждала неприятность. На крылечке сутулилась печальная тетя Нюша.

— Увели нашу корову, мальчики, — сказала она тихо. — Ждала я этого, а все-таки жаль… Так жаль! — По ее щеке покатилась слеза.

…Вечером, когда я закрывал ставни, меня окликнула из-за забора Валя. Так и не закрыв последнюю ставню, я бросился на улицу, подхватив по дороге Сашу.

Валя стояла у калитки с невысоким широкоплечим парнем в сапогах и кепке, лет восемнадцати-двадцати. В сгустившемся сумраке я не мог разглядеть его лица.

— Петрусь, — представился он, протягивая нам руку.

Все движения его были быстрыми, но было в них в то же время что-то неуловимо мягкое и ловкое. Он крепко тряхнул руку мне, потом Саше и, чуть-чуть раскачиваясь на носках, спросил:

— Кто племянник Леонида Федоровича?

— Я…

— А это Саша?

— Да.

— Привет вам от Леонида Федоровича. — Он, помолчав, добавил: — Вы знаете, где немцы трофейное оружие держат?

— Знаем.

— И как туда ползти, знаете?

— Я сам туда лазил, — сказал Саша.

— В общем придется мне этим делом заняться. Мы хотели разом все забрать, да нет подхода к городу. Придется в общем постепенно. Ну так что ж, пошли.

— Куда? — спросили мы с Сашей в один голос.

— Как куда? — удивился Петрусь. — За оружием!

Я растерянно посмотрел на Сашу, подумав о том, как будут волноваться мама и тетя Нюша, если мы не явимся сейчас домой. Саша угадал мои мысли:

— Ничего, Витя, скажем, что с Валей разговаривали. Ты подождешь нас, Валя?

— Я пойду с вами, ребята. Там будет много работы… А потом я, пожалуй, зайду к тете Нюше.

— Лопату захватить надо, — сказал Петрусь.

Я взял в сарае лопату, даже не спросив, зачем она нужна, и мы цепочкой двинулись огородом на выгон.

Ночь была черная и прохладная. Темнота такой плотной стеной поднималась перед глазами, что мне не было видно ни одного из моих спутников. Я слышал только их дыхание и легкий шелест травы под ногами. Землю, воздух, небо — все заволокла эта недвижная, влажная, наполненная острыми запахами тьма. Пахло сырой землей, высыхающей травой и еще чем-то особенным, чем пахнет обычно осенью в лесу и в поле. Где-то в небе слышалось тонкое курлыканье журавлей. Потом оно стихло, и на смену ему явились далекие звенящие звуки: на большой высоте шли самолеты. Я сразу определил, что это наши, советские машины, по ровному и плавному гулу моторов, в отличие от которого немецкие самолеты летят с прерывистыми, какими-то рыкающими звуками. Наши летчики вели машины на запад бомбить вражеские тылы. Словно подтверждая мою догадку, далеко за городом начали бить немецкие зенитки. Скоро они смолкли, и снова вокруг стало угнетающе тихо.

— Стоп! — шепнул идущий впереди Саша. — Дальше идти опасно, надо ползти…

Я налетел на остановившегося Петруся и почувствовал, как в мою спину ткнулась Валя. Мы начали двигаться на четвереньках. Это было очень своевременно, потому что впереди у сараев вдруг вспыхнул синеватый огонек, резко хлопнул выстрел ракетного пистолета и, прочертив в темноте кривую белую линию, в небе зажглась осветительная ракета. На несколько секунд стало совсем светло, и в колеблющемся свете я увидел степь, далекую гряду леса и совсем близко — метрах в ста — сараи с косыми, бегущими по выгону тенями.

Мы неподвижно лежали на земле. А когда стало снова темно, я почувствовал под щекой влажную траву и поймал себя на том, что мне хочется как можно глубже втиснуться в землю. Я приподнял голову и вытер мокрую щеку. После яркого света ночь показалась еще черней, и мне внезапно представилось, что мои товарищи исчезли и теперь я здесь совсем один, в густой бесконечной темноте, рядом с врагами. Противная мелкая дрожь пронизала мое тело и, усиливаясь с каждой секундой, трясла меня все больше и больше.

— Саша… Валя… — жалобно шепнул я. Мне никто не ответил, но почти сейчас же я услышал позади движение и понял, что ко мне подползает Валя. Потом впереди зашептал Саша:

— Петрусь…

— Я…

— Тут недалеко канава. По ней надо…

— Вы ждите меня, а я полезу, — прошептал Петрусь так спокойно, словно речь шла о чем-нибудь самом обычном и неопасном.

— Один полезешь? — спросил Саша, и в его шепоте послышалось разочарование. — А как же мы?

— Вас не велено брать.

— Да ведь в темноте ты не найдешь, куда там лезть, а я знаю: я там днем был!

Петрусь помолчал, по-видимому, он колебался.

— Добре, полезли вдвоем, — наконец согласился он.

Мы ждали их долго. Несколько раз над сараями взлетали осветительные ракеты, озаряя ночь ярким, режущим глаза светом. Когда над выгоном становилось светло, я видел, что Валя недвижно лежит на животе, подложив под подбородок кисти рук.

— Тебе страшно? — шепнул я.

— Да, — просто ответила она. — А тебе?

— Сначала было страшно, а теперь уже нет.

Мы замолчали. С черного неба до нас долетело далекое курлыканье.

— А журавли все летят, — шевельнулась Валя, и я услышал, как она вздохнула. — Если бы не война, уже начался бы учебный год…

— Тсс, — приподнялся я на руках, услышав шуршание лопухов, — кажется, ползут…

Это действительно возвращались Петрусь с Сашей. Они добыли два легких пулемета и, положив их возле нас, сейчас же собрались ползти снова.

— Это неправильно, Петрусь, — горячо зашептал я. — Пускай Саша теперь здесь, а я полезу.

— И я, — сказала Валя. — Слышишь, Петрусь?

— Перестаньте! — ответил он. — Что это, игра, что ли? Всем туда незачем ползти. Стыдно тебе, Валя! Ты же знаешь, что сейчас делать нужно.

— В окоп? — услышал я ее голос.

— Ну да.

Петрусь и Саша уползли. Валя прошептала:

— Возьми один пулемет, Виктор. Только осторожней, чтобы он не стукнул о лопату.

Я повиновался и тревожно спросил:

— А мы не заблудимся?

— Ну вот еще! Я здесь тысячу раз в мяч и в салочки играла.

Я слышал, как она тяжело вздохнула, поднимая другой пулемет, и подумал, что по всем правилам мне нужно было нести оба пулемета, а ей дать лопату. Но я ничего не сказал ей, понимая, что Валя ни за что не согласится на это.

Мы все дальше удалялись от сарая, поднялись и зашагали под горку, и,