эти люди не являлись Антону родными. Коллеги, приятели — после всего произошедшего их жизни останутся такими, как прежде. Не пройдёт недели — а то и меньше — как лёгкая скорбь их развеется, словно туман, а потрясение, вызванное внезапной гибелью сотрудника, затмят обыденные проблемы. Никому больше не будет дела до того, что Антон Бирюченко жил когда-то на этом свете, говорил с ними, смеялся. Что с того, что он оставил после себя множество публикаций? Они принадлежали науке. Достояния мирового научного сообщества, плетущего огромную нейронную сеть прогресса. Какое это отношение имело к Антону, как к человеку? Да, все будут знать его имя. Но это не то же самое, что знать его самого. Всего лишь ещё одно имя в истории, чёрным шрифтом по белому фону. Или наоборот, неважно. Имя на мёртвом листе. То, которое ничего не будет значить для тех, кто не был близко знаком с обладателем.

«А возможно, — раздался в голове страшный голос, — кто-то из них как раз пожелал Антону смерти и отправил его в зону действующего напряжения».

Меня пробрала дрожь. От чувства, что убийца мужа может сейчас находиться здесь, скрывая за маской грусти удовлетворение от проделанной работы, мне стало совсем нехорошо. С трудом я поборола тошноту.

Папа, который сидел слева от меня, встал, чтобы произнести свою речь. От того, что его место временно опустело, к горлу вновь подступили рыдания, и я ближе прижалась к Марго. Но когда отец стал говорить, мне всё-таки не удалось их сдержать. В отличие от формальных фраз посторонних людей, слова тех, кто больше всего знал моего мужа, как прекрасного человека, били точно в цель и ранили каленым железом. По этой же причине я еле как дослушала выступление Жени Бирюченко и Тима. Отличный зять, брат, друг… Слова искренние, пропитанные правдой. Той, от которой некуда было деться.

Когда все желающие высказались, к гробу потянулась длинная вереница прощающихся. Они подходили к телу умершего, касались его, поправляли одеяло, клали цветы. Многие затем говорили слова утешения мне. Среди тех, кто пожелал выразить соболезнования, я узнала нашу школьную учительницу биологии, свою одноклассницу и школьную подружку Таню, друга Антона из «МедЭйр» Всеволода, а ещё его университетского приятеля Олега. Были и те, кого я знала только в лицо, а нескольких и вовсе не вспомнила.

Оказывается, лишь после смерти можно понять, как много людей сопровождало тебя на протяжении жизни.

— Дорогая, ты не… пойдёшь? — тихо и участливо прошептала Марго, указывая на гроб. Я покачала головой. Мысль о том, что мне придётся касаться безжизненных рук и холодного лба, казалась просто пугающей. Своего настоящего мужа я запомнила совершенно другим — весёлым, энергичным и полным жизни. Кожа его всегда была тёплой, руки дарили мне объятия, а на мои прикосновения он реагировал живо, с любовью. Тело, что находилось в гробу, им уже не являлось.

Но до того, как крышку закроют, кое-что нужно было сделать.

Встав, я сделала шаг вперёд. В который раз смахнув слёзы, вгляделась как следует в букеты. Отыскав тот самый, первоначальный, я выдернула его и тут же уронила. Кроваво-кремовые розы упали на землю. Если кто-то что и подумал — мне было всё равно.

В составе траурной процессии мы двинулись к вырытой яме, которой суждено было стать Антону местом вечного сна. Там, за той же оградкой, по левую сторону в ряду покоились его родители и дедушка. Вверху над семейной могилой раскинулись изумрудные сосновые ветви. Я вспомнила, как всего несколько лет назад присутствовала с мужем на похоронах его матери, и держала его за руку. Почему же ему суждено было встретиться с нею так рано? Ужасная, несправедливая ошибка…

А главное — не случайная.

Я вздохнула, почувствовав, как в лёгкие проникает сырой кладбищенский воздух. Об этом сейчас думать не время.

Крепко держась за руки Марго и папы, я подошла к краю могилы. Холод пробирал так, что от платья, ветровки и колготок не было никакого толку — но меня уже ничего не волновало. Ничего, кроме разворачивающейся передо мной сцены.

Сотрудники ритуальных услуг — крепкие парни в чёрном — принялись на ремнях опускать гроб в вырытую прямоугольную яму. Когда он с глухим стуком, наконец, ударился о дно, мне показалось, что это моё собственное сердце, перевернувшись, врезалось в рёбра и получило сильный ушиб.

Марго и отец отпустили мои руки почти одновременно. При этом подруга погладила меня по плечу, а папа ласково потрепал по спине. Я понимала, чего они хотят.

Шаг, другой — и вот я у холмика земли. Наклоняясь, беру её небольшую часть и подхожу к краю пока ещё не засыпанной могилы.

Всёмоё тело резко превратилось в чугунное — непонятно откуда взявшаяся сила вдруг навалилась на меня с такой невероятной тяжестью, что на мгновение я даже подумала, что падаю. Но нет. Когда наваждение прошло, я обнаружила, что стою и смотрю в яму, где виднелась бордовая крышка гроба.

Вот и всё. Всему в этом грёбаном мире приходит конец.

Я взмахнула рукой, наблюдая, как мелкие комья земли летят прочь, чтобы через мгновение со стуком разбиться о дерево — вместе с моими желаниями и верой в счастливое будущее.

Казалось, я сама лежала там, внизу, в темноте. И это меня закапывали сейчас — меня, прежнюю. Счастливую, любящую и любимую жену. Ту, которая понятия не имела, что может лишиться второй половинки души так рано, внезапно и очень жестоко.

И, чёрт, я хотела остаться там вместе с ней. Почему я всё ещё здесь?

Едва не споткнувшись, я отступила назад, где меня тут же схватила и вновь обняла Марго. Я поняла, что снова плачу.

Совсем рядом раздались шаги и позвякивание. Открыв глаза, я заметила, что к нам идёт Тим. В одной руке у него была бутылка, а в другой — вставленные друг в друга пластиковые стаканы. Когда друг подошёл близко, папа забрал у него это всё, а Марго, мягко отстранившись, позволила своему мужу обнять меня тоже.

— Милая, как ты? — заботливо и немного растерянно спросил он.

— Нормально… насколько возможно, — глухо пробормотала я.

Почувствовав, как Тим махает правой рукой, я поняла, что он, скорей всего, делает какие-то жесты Марго и моему отцу. Сзади послышался звук открывания бутылки, а затем — громкий плеск, с каким жидкость ударяется о пластиковую ёмкость.

— Ничего. Главное сейчас — держись. Мы с тобой.

Я почувствовала прилив благодарности к другу. Сегодня он полдня, наравне с Женей, Сашей, Тихоном и его женой, занимался организацией