– Но тебя же это возбуждает, негодница! – поддразнил он, обвивая ее рукой. – Признайся!

Феба улыбнулась, не поднимая головы. Ей очень нравилось, как он ее дразнил: вряд ли кто-нибудь еще согласился бы дразнить дочь герцога или почтенную вдову!

– Разве что совсем чуть-чуть.

Запах его кожи смешивался с ароматами мыла для бритья, миндального масла и еще с чем-то солоноватым – возможно, поняла Феба, с ее собственным женским ароматом. Еще больше возбудившись, она повернула голову и поцеловала его в шею, затем прижалась раскрытыми губами к щеке, а в следующее мгновение их губы соприкоснулись и слились в поцелуе. Чуткие изобретательные пальцы Уэста тем временем творили чудеса, то и дело проскальзывая в тесные ножны ее тела. Большой палец легко, игриво касался бугорка, отчего Феба вздрагивала и извивалась всем телом, не в силах терпеть эту сладкую муку. Опустив руку, она сжала его ствол и направила в себя, твердо решив на этот раз довести дело до конца.

– Не спеши, – тихо предупредил Уэст, обхватив ладонями ее ягодицы, чтобы не дать опуститься слишком резко.

Феба опускалась все ниже и чувствовала, как он ерзает в кресле, чтобы было удобнее, и подается ей навстречу. Задыхаясь, она принялась насаживаться на него: чем дальше, тем становилось проще. Он бережно придерживал ее, не спуская с лица полных восхищения глаз; дыхание вырывалось из его груди неровными хриплыми толчками.

Теперь он был в самой ее глубине, пронзал почти до боли, и все же не вошел в нее целиком. Феба остановилась, и он тихо застонал, судорожно сжимая ее ягодицы, лаская спину и бока, нашептывая на ушко милые пошлости. Повинуясь ласковому давлению его рук, она позволила себе еще немного опуститься, приподнялась и опять скользнула вниз. Ощущения были восхитительные.

– Вот так хорошо? – спросила Феба, желая услышать слова ободрения.

– Боже, да, вот так, да… – Он притянул к себе ее голову и наградил страстным поцелуем.

Набравшись уверенности, она стала активнее двигаться на нем и вскоре обнаружила, что, когда выгибается и подается бедрами вперед при каждом толчке, может принять его в себя на всю длину, смыкаясь вокруг его восхитительной твердости. Поначалу от этого возникала ноющая боль, но скоро удовольствие ее пересилило. Переполненная страстью, она ускорила движения, стала почти скакать на нем, судорожно глотая воздух, чувствуя, как приближается обжигающая волна наслаждения.

– Феба, – выдохнул Уэст, – подожди… легче, милая, легче… не так сильно…

Но она не могла ждать. Потребность в разрядке стала такой мучительной, что все ее мышцы напрягались и сокращались в предвкушении. И вдруг он ее остановил – обхватил руками вздымающиеся бедра и легко снял со своего ствола. Из груди ее вырвался стон.

– Нет-нет, пожалуйста, все было так хорошо… – пробормотала она, дрожа от неудовлетворенного желания.

– Может быть, сейчас тебе хорошо, но чуть позже, когда ходить не сможешь, ты меня проклянешь.

– Неважно. Неважно!

Феба продолжала слабо протестовать, когда он поднял ее на руки и понес в постель. Все чувства ее были в полном беспорядке. Он что-то ласково говорил ей: что-то о терпении, но она ничего, кроме шума крови в ушах, не слышала. Он уложил ее на матрас, широко раздвинул ноги и снова вошел в нее, безжалостно растягивая, а затем стал медленно, уверенно двигаться, не обращая внимания на ее стоны, хрипы, крики и мольбу входить в нее быстрее, жестче, глубже.

Потом он припал губами к ее груди и стал сосать в одном ритме с толчками. Каждый раз, когда он толкался внутрь, все тело ее сокращалось, жадно сжимало его в кольце мышц, и с каждым толчком нарастало наслаждение, пока наконец Фебу не накрыла такая мощная разрядка, что все тело ее содрогнулось. Она закричала, выгнулась и застыла, сжимая его бедрами, а он продолжал двигаться все в том же мощном и размеренном ритме, извлекая из ее тела все, на что оно способно, – неутомимый, неторопливый в своем желании доставить ей наслаждение.

Наконец Феба рухнула на постель, содрогаясь всем телом. Уэст навалился на нее… еще один толчок, другой, третий… и вдруг быстро вышел, прижав мощный влажный корень своей мужественности к ее животу. Зарывшись лицом в простыню, издал приглушенный стон и вцепился в матрас по обеим сторонам от нее с такой силой, что вполне мог бы его разодрать. Она ощутила горячий поток его семени, и из горла ее вырвался незнакомый звук, то ли урчание, то ли воркование – примитивный возглас удовольствия самки, удовлетворившей самца.

Уэст хотел скатиться с нее, но она обхватила его руками и ногами, чтобы удержать. Он без труда мог бы разорвать эти объятия, однако повиновался и остался на ней. Феба наслаждалась ощущением его тяжести, запахом пота и обоюдного наслаждения. Он дышал глубоко и шумно. Волосы у него на груди щекотали ей груди.

Наконец, нежно поцеловав ее, он встал с кровати, а вернулся с влажным полотенцем и аккуратно, с несравненной нежностью влюбленного, обтер ее с ног до головы.

Сонная и расслабленная, Феба повернулась к Уэсту, когда он снова улегся рядом, откинул с ее лица растрепавшиеся волосы и взглянул в глаза. Ей казалось сейчас, что они одни в целом мире, что по-прежнему крепко сплетены, хоть тела их уже разъединились. Теперь он – часть ее; его имя написано на ее коже невидимыми, но вечными чернилами. Кончиком пальца она очертила четкие линии его носа и верхней губы и почти испуганная этой возникшей между ними связью, ее силой и нерушимостью, подумала: «Что мы наделали?»

Пока ее одолевали душевные муки, его мысли уже устремились к более земным материям:

– А как насчет завтрака?

– Бедняга! Каждый твой день – бесконечная борьба за удовлетворение тех или иных аппетитов, верно?

– Да, чертовски утомительно, – согласился Уэст, целуя ее в плечо.

– Я проскользну в дом первой, а ты – через некоторое время. Позабочусь, чтобы тебя как следует накормили. – Феба улыбнулась. – Тебе потребуются силы: нас ждет бухгалтерия!

Глава 27

Лучи полуденного солнца мягко струились в окна кабинета, где Уэст склонился над рядом гроссбухов, разложенных на дубовом столе. Он сверял данные из разных книг, время от времени останавливался, чтобы найти что-то в папках с перепиской или с документацией. Феба тихо сидела за столом, когда могла, отвечала на вопросы или делала для себя пометки. Ей нравилось наблюдать за ним сейчас: закатанные рукава подчеркивали силу мускулистых рук, подтяжки скрещивались на широкой спине и крепились на узкой талии.

К ее облегчению, Уэст, как