Шрифт:
Закладка:
– Помню.
– Дело в том, что на многих твоих пахотных землях до сих пор применяется система открытого поля, как в Средние века.
– Что это значит?
– Это значит, что, например, ферма мистера Мортона, где я побывал сегодня, состоит из четырех полосок земли, разбросанных на площади в четыре квадратных мили. Ему приходится переезжать от участка к участку и обрабатывать каждый по отдельности.
– Что за нелепость!
– Так невозможно работать. Вот почему большинство крупных землевладельцев давным-давно покончили с системой открытых полей. Тебе нужно будет найти способ объединить все площади и распределить их так, чтобы каждому арендатору достался один участок приличной площади. Но это не так просто, как может показаться.
– Мне это совсем не кажется простым, – мрачно заметила Феба. – Придется пересмотреть все договоры аренды.
– Я подыщу тебе опытного третейского судью.
– Многие арендаторы откажутся брать новый участок, если он уступает соседнему.
– Уговори их вместо земледелия заняться скотоводством. Это будет выгоднее и для нас, и для них. Мясо и молоко сейчас дороже зерна.
Феба вздохнула, снедаемая раздражением и тревогой.
– Очевидно, ни Эдварду, ни его отцу это поручать не стоит – ведь ни тот ни другой до сих пор не считали нужным спрашивать моего мнения. – Скорчив недовольную гримасу, она взглянула на него. – А ты не мог бы этим заняться? Может, я смогу тебя нанять? На неопределенный срок? Сколько это будет стоить?
Уголок его рта дернулся в усмешке, но взгляд остался жестким и невеселым.
– Моя номинальная стоимость невелика, но имеются скрытые расходы.
Феба подошла ближе, обняла его и положила голову на грудь. Он заключил ее в объятия, прижался подбородком к ее макушке и пообещал:
– Я помогу, сделаю все, что нужно.
Руки ее блуждали по его потрясающему телу, теперь такому знакомому. Вот она смело опустила руку вниз: ладонь легла на застежку его брюк, где мягкая шерстяная ткань натянулась под давлением твердой выпуклости. Дыхание Уэста сделалось неровным. Взглянув ему в лицо, Феба увидела, что черты его смягчились, взгляд потеплел и затуманился желанием.
– Как жаль, что приходится ждать до ночи! – произнесла она дрогнувшим голосом.
По вечерам, после ужина, они отдыхали вместе с детьми в семейной гостиной, играли с мальчиками или читали им вслух, пока не наступало время сна. Затем Уэст откланивался и уходил в гостевой флигель, а Феба прокрадывалась туда чуть позже, под покровом ночи. При единственном огоньке масляной лампы он раздевал ее у кровати, и руки и губы его подвергали сладкой пытке каждый дюйм обнаженного тела.
Но как долго еще ждать…
– Но зачем ждать до ночи?
Он склонил голову и прильнул к ее устам. Язык его начал нежное, неторопливое вторжение, вызвав чувственную дрожь в иной части ее тела, гораздо ниже, в том потаенном местечке, что тоже жаждало вторжения. Но… здесь? В зимнем саду? При ярком свете дня?
Да. Пусть так. Она сделает все, что он хочет.
Глава 28
Уэст увлек Фебу в уголок зимнего сада, надежно скрытый от глаз каменной горкой и пальмами в кадках, и прижал к стене. Он целовал ее страстно, требовательно и, почти пожирая, жадно впивая ее медовый вкус. По ее молочно-белому телу с золотистыми крапинками веснушек пробегала дрожь от прикосновений его языка. Одной рукой он приподнял до талии ее юбки, другой проник в разрез панталон и раздвинул пальцами мягкие губки. Он играл с ней, поглаживал, дразнил, проникая пальцами в тугие влажные глубины. Он видел, что Феба старается не издавать ни звука, но, несмотря на все усилия, из груди ее рвались сдавленные вздохи и стоны, и это безмерно его возбуждало.
Расстегнув брюки и освободив свое готовое к бою естество, Уэст приподнял Фебу, по-прежнему прижимая к стене, и вошел в нее. Обнаружив, что сидит у него на бедрах, а ноги беспомощно болтаются в воздухе, она испустила возглас удивления. Надежно удерживая ее на месте, Уэст раз за разом вонзался в нее, с каждым толчком задевая центр ее сладострастия.
– Так хорошо? – спросил он хрипло, хотя и сам ощущал ее отклик.
– Да!
– Не слишком глубоко?
– Нет! Нет! Продолжай… – Она вцепилась ему в плечи, чувствуя, что стремительно движется к кульминации.
Ощутив, что ее тело сжимается вокруг него и напрягается, готовое к развязке, Уэст заставил себя остановиться. Не обращая внимания на ее нетерпение и стоны, он неподвижно выжидал, пока не утихнет нужда в разрядке, затем опять начал ритмично двигаться, довел ее до края – и отступил, с удовольствием наблюдая за ее возмущением и безумным стремлением к вершине.
– Уэст… я же почти… – Она остановилась, не в силах выговорить это вслух.
Как он обожал в ней эту скромность!
– Знаю, – прошептал Уэст, – я чувствовал. Ты так меня стискивала! – И он начал медленно двигать бедрами, едва ли сознавая, что именно говорит, окутывая Фебу словами, словно лепестками цветов. – Ты как шелк. Все в тебе прекрасно… все так сладко… В следующий раз я не остановлюсь. Мне так нравится смотреть, как ты достигаешь вершины… твой взгляд… всегда немного удивленный… как будто ничего подобного ты никогда раньше не испытывала. Ты покрываешься густым румянцем, как дикая роза, везде… твои маленькие ушки начинают гореть, губы дрожат… да, вот так…
Он целовал Фебу, ловил ее вздохи, ласкал влажные атласные глубины ее рта, бархатный язычок, смело сплетавшийся с его языком. Каждый раз, когда он почти выходил из нее, внутренние мышцы отчаянно сжимались, словно спешили затащить его обратно. Наслаждение было таким острым, что Уэст опасался не совладать с собой: вдруг несколько капель семени все-таки просочатся в ее тугое, влажное, пышущее жизнью лоно. Она была уже близка к развязке: сжалась, начала пульсировать, словно доила его набухшую плоть, а он сейчас всецело сосредоточился на том, чтобы продолжать двигаться неторопливо и размеренно – ради нее, хотя и его тело уже было готово излиться. Он держался из последних сил, но продолжал мощно и глубоко вонзаться в нее до тех пор, пока не прекратились спазмы ее тела.
Теперь настал его черед, но он оказался к этому не вполне готов. Куда излить семя? Под рукой нет ничего подходящего.
– Феба, – спросил он, не прекращая двигаться, – в каком кармане у тебя носовые платки?
– У этого платья нет карманов, – выдохнула она едва слышно.
Уэст остановился, скрипнув зубами от острой боли в паху.
– Что, ни единого носового платка?
Она виновато помотала головой.
Он
