Это странное непроницаемое выражение лица… Какие чувства скрываются за ним? С чем Уэст борется?

И вдруг пришло решение. Она пойдет к нему, но не станет ни о чем спрашивать, ничего выяснять, просто проверит, все ли у него хорошо.

Феба накинула поверх ночной рубашки теплый халат, затянула пояс, сунула ноги в кожаные тапочки, и через минуту уже бежала по росистой лужайке между зимним садом и флигелем для гостей. Ночь выдалась холодной, по земле в голубоватом свете луны бесшумно скользили тени. Добравшись до флигеля, Феба едва не задыхалась от быстрого бега и волнения, тапочки ее промокли насквозь. Прежде чем дрожащими пальцами легонько постучать в дверь и войти, она подумала: «Только бы он не разозлился!»

Во флигеле было темно, лишь сквозь щель между шторами сочились серебристые лунные лучи. Выходит, Уэст уже спит? Что ж, она не станет его будить. Феба повернулась к дверям, нашарила дверную ручку… и громко ахнула, заметив в тени за спиной какое-то движение. Крепкие мужские руки захлопнули дверь. Феба застыла на месте, когда руки Уэста легли на дверь по обе стороны от нее. Теплое дыхание щекотало ей затылок, ворошило тонкие волоски. Она облизнула пересохшие губы.

– Извини, если я…

Но он тихо прикоснулся пальцами к ее устам, призывая к молчанию. Сейчас ему были не нужны слова.

Обвив ее руками, он торопливо развязал пояс, сорвал с нее и отбросил в сторону халат, а промокшие тапочки она скинула сама. Феба хотела было повернуться к нему, но он, схватив ее за бедра, заставил остаться к нему спиной и прижался к ней всем телом. Она тут же поняла, что он обнажен и возбужден.

Он расстегнул на ней ночную рубашку от шеи до пупка, сбросил на пол и тут же, не говоря ни слова, принялся за дело. Подтолкнув ее ближе к двери, раздвинул коленом ей ноги и наклонил вперед. Теперь ее ягодицы были прямо у него перед лицом. Он еще ниже взял в ладони обе груди, приподнял и, нащупав соски, слегка их сжал. Он ласкал ее бедра, талию, ягодицы, одной рукой подбирался к сокровенному местечку спереди, другой – сзади.

Она задрожала и издала стон, когда он открыл ее и начал ласкать, поглаживая внешние створки, слегка задевая внутренние, пробегая кончиками пальцев по влажному лону. Она ощущала и прохладный воздух, и тепло его пальцев, когда он осторожно откидывал «капюшон» с ее твердеющего бутончика. Он играл с ней, дразнил ее, неторопливо и нежно, пока ноги не напряглись, а тело, напротив, не ослабло от желания. Едва не задыхаясь, она опиралась всем телом на руки, отчаянно желая, чтобы Уэст как можно скорее увлек ее в постель, но он шагнул ближе, руками направил ее таз так, как ему было нужно, и она только вскрикнула, ощутив, как он входит в нее. Медленно, осторожно он проникал в ее набухшие глубины, раскрывая ее постепенными возвратно-поступательными движениями. Твердый ствол двигался в ней по кругу, и это ощущение было так сладостно, что у Фебы подгибались колени. Она услышала его довольный смех и почувствовала, как он крепче взял ее за бедра. Наполнив ее, он наклонился и прошептал:

– Упрись ногами.

– Не могу! – простонала она.

Все ее мышцы дрожали, все кости, казалось, превратились в желе. Единственный источник силы оставался в самой сердцевине ее существа, где интимные мышцы невольно сжимались вокруг сурового захватчика.

– Ты даже не пытаешься, – упрекнул он нежно, прижавшись улыбающимися губами к ее плечу.

Каким-то чудом она нашла в ногах достаточно силы – и громко застонала, когда он принялся вонзаться в нее еще глубже и яростнее. Каждый рывок отрывал ее пятки от пола и отдавался в ее существе острым наслаждением. Она тяжело дышала, обливалась потом и всем телом отвечала на каждый его толчок, ощущая, как стремительно приближается к кульминации. Звук влажной плоти, бьющейся о плоть, и смущал, и возбуждал ее, и с этим ничего нельзя было поделать: она утратила всякую надежду на самообладание. Одна его рука скользнула к ее расщелине и принялась терзать бугорок, а другая поднялась к груди и сжала сосок между большим и указательным пальцами.

Этого оказалось достаточно. Сжав руки в кулаки, Феба выгибалась и кричала в экстазе, почти неотличимом от боли. Мощные волны наслаждения окатывали ее одна за другой и рассыпались брызгами дрожи во всем теле. Она уже не могла стоять: не держали ноги, и тогда он подхватил ее на руки и понес в спальню.

Едва тело Фебы коснулось кровати, он снова ворвался в нее, яростно пронзая, подхватив под бедра и приподнимая их при каждом толчке. Поначалу Феба пыталась противиться: повышенная чувствительность после испытанных ощущений вызывала боль, но вскоре ритмичные движения Уэста стали приятны, а затем и превратились в то, чего она желала, жаждала, без чего не мыслила жизни. Она извивалась и выгибалась ему навстречу, стремясь как можно глубже принять его в себя. Вот ритм изменился: Уэст стал совершать круговые движения бедрами, и, когда Феба поняла, что он вот-вот достигнет кульминации, ее накрыла новая волна спазмов. Он хотел отстраниться как раз в тот момент, когда она всей душой желала, чтобы он вторгся в нее еще жестче, еще глубже. Не раздумывая, она обвила его ногами и прошептала:

– Не выходи! Подожди!

– Феба, больше нельзя! Пора!

– Излейся в меня! Я так хочу. Хочу тебя…

Он замер, мучительно противясь искушению, а затем – каким-то чудом сумев выйти вовремя, – уткнувшись лицом в льняную простыню, издал свирепый рык.

Содрогаясь всем телом, задыхаясь, он скатился с нее, сел на край кровати, обхватил голову руками.

– Прости, – робко проговорила Феба.

– Знаю, – хрипло проговорил он и надолго замолчал.

Встревоженная, она положила руку ему на колено:

– Что случилось?

– Я так больше не могу, – с трудом проговорил он, не глядя на нее. – Думал, что справлюсь, но нет…

– Чем я могу помочь? – тихо спросила Феба. – Чего ты хочешь?

– Уехать завтра же. Я сойду с ума, если еще хоть день проведу с тобой.

Глава 31

Эдвард Ларсон вернулся из Италии через неделю после того, как Уэстон Рейвенел покинул поместье Клэр.

Ради детей Феба изо всех сил старалась вести себя как обычно, выполнять свои повседневные обязанности и изображать веселое расположение духа. В этом у нее был большой опыт. Она умела переживать потери и знала, что никакой потере ее не сломить. Как бы