Глава 25

– Откуда мне знать, что, заслушавшись сладостными звуками бритья, ты меня случайно не зарежешь? – объяснил свою нерешительность Уэст, усаживаясь в массивное кресло возле умывальника.

– Я не теряю разум от этих звуков, – возразила Феба, наливая в белую керамическую раковину умывальника горячей воды. – Они мне просто нравятся.

– Наконец-то избавлюсь от этой щетины, – заметил Уэст, поглаживая подбородок. – А то начинает чесаться.

– Правильно, что ты решил с ней расстаться, – согласилась с ним Феба и поставила чайник на плитку возле очага. – Сейчас в моде длинные струящиеся бороды, как у мистера Дарвина или мистера Россетти[3]. Впрочем, и твоя скоро начала бы виться.

– Как у призовой овцы, – сухо добавил Уэстон.

Феба старательно смочила в горячей воде полотенце, отжала, сложила и прижала к нижней части его лица. От удовольствия Уэст сполз в кресле пониже и откинул голову назад.

Было удивительно, что он все-таки позволил себя побрить. Этот мужской ритуал, без сомнения, должен сильно нервировать, если его выполняет не профессионал. К тому времени, когда она начала брить Генри, он был слишком слаб, чтобы заниматься этим самостоятельно, и бесчисленные интимные обязанности, связанные с уходом за больным, прикованным к постели, полностью доверил ей. Но теперь-то все было иначе!

Феба достала из корзины кожаный ремень и умело прикрепила к верхней перекладине умывальника, пояснив, лишь бы не молчать:

– Мне отец показал, как все это делается. Первым делом я научилась правильно затачивать бритву – «править», как он говорил. – Она открыла рукоять с гравировкой и принялась легкими размашистыми движениями затачивать лезвие. – А кто бреет тебя в Эверсби? Лакей лорда Тренира?

Уэст отнял от лица влажное полотенце:

– Саттон? Ну нет: он и так едва ли не стонет, оттого что приходится меня подстригать каждые три недели. Я всегда бреюсь сам, с четырнадцати лет. Брат научил.

– Но в Лондоне ты же ходил к брадобрею?

– Нет.

Феба опустила бритву и удивленно спросила:

– Ты что, никому не позволяешь себя брить?

Уэст покачал головой, и она заметила:

– Это… необычно для джентльмена твоего положения.

Уэст пожал плечами и, не глядя на нее, пояснил:

– Должно быть, все из-за того, что, когда я был мальчишкой, руки взрослого всегда означали для меня боль. Меня все колотили: отец, дядья, учителя, директор школы… – Помолчав, он с усмешкой добавил: – После всего этого мысль, что кто-то будет возить бритвой у моего горла, совсем не радовала.

Феба была немало удивлена, что он открылся перед ней так, как никогда и ни перед кем. Сколько доверия в его поступке! Взглянув ему в глаза, она увидела в них беспокойство, но все же он оставался сидеть, отдавшись ей на милость. Осторожно потянувшись за влажным полотенцем, она заметила:

– Похвально, что ты верен себе, но я отменяю свой вызов.

Между его темными бровями прорезалась морщинка.

– Я хочу, чтобы ты это сделала.

– Ты стремишься что-то доказать мне или себе?

– Обоим.

Лицо его было спокойно, но руки сжимали подлокотники так, словно ему предстояла пытка, как узнику в каком-нибудь средневековом подземелье.

Феба задумалась, прикидывая, как облегчить ему задачу. То, что начиналось для нее как игра, оказалось вдруг очень серьезным. Гораздо честнее самой раскрыться перед ним, как и он перед ней.

Отбросив остатки здравомыслия, она расстегнула пуговицы своего домашнего платья и потянула за поясок на талии. Одеяние распахнулось и соскользнуло с плеч. По обнаженному телу побежали мурашки, и Феба вздрогнула.

– И что, по-твоему, ты творишь? – ошарашенный ее поступком, спросил Уэст.

Сбросив домашние туфли, в одних чулках она вернулась к нему и, задыхаясь от волнения, покрывшись краской, ответила:

– Хочу тебя отвлечь.

– Я не… О черт!

Она стояла перед ним в одной льняной сорочке и панталонах из тонкой, почти прозрачной ткани, и Уэст пожирал ее взглядом.

Отметив, что он уже не цепляется за ручки кресла, словно утопающий за соломинку, Феба улыбнулась. Достав из корзинки прочие принадлежности для бритья, она выдавила несколько капель масла из флакона, распределила по кончикам пальцев и встала меж его раздвинутых ног.

Он шумно втянул воздух, а она приказала:

– Голову назад!

Уэст повиновался, настороженно глядя на нее из-под ресниц, и поинтересовался:

– Что это такое?

– Миндальное масло. Защищает кожу и смягчает бритье.

Она принялась аккуратными круговыми движениями втирать масло в его щеки, подбородок и шею.

Он прикрыл глаза, заметно расслабившись: дыхание стало медленным и глубоким, и буркнул:

– Неплохо, очень неплохо.

Со столь близкого расстояния Феба смогла в подробностях рассмотреть его лицо: чернильно-черные ресницы, легкие тени усталости под глазами, чистая кожа, хотя и более грубая, чем у нее, как и положено мужчине.

– Такое лицо грех прятать под бородой. Возможно, потом, когда понадобится скрыть обвисший подбородок, тебе и понадобится ее отпустить, но сейчас ни к чему.

– Слава богу, – согласился с ней Уэст с закрытыми глазами, – пока у меня ничего не обвисло.

Феба инстинктивно взглянула вниз, и то, что увидела, не оставляло сомнений, что и правда ничего не обвисло, а находилось в полной боевой готовности. Во рту мгновенно пересохло: она разрывалась между неловкостью и острым любопытством.

– Выглядит… гм… тревожно.

– Я переживу.

– Тревожно для меня.

Щеки под ее прикосновениями напряглись: это Уэст безуспешно пытался спрятать улыбку.

– Если ты из-за этого переживаешь, не беспокойся: как только ты возьмешь в руки чертову бритву, все пройдет. – Помолчав, он добавил хрипловато: – Но… не надо. В смысле – не надо тревожиться. Если дойдет до… я позабочусь, чтобы ты была готова, и никогда не причиню боли.

Феба обвела кончиками пальцев его упрямый подбородок. Сколько сюрпризов преподносит жизнь! Еще недавно она не могла бы и представить себя с этим мужчиной, а теперь не представляет ни с кем другим. Отказаться от поцелуя с ним казалось ей таким же невозможным, как перестать дышать. Нежно коснувшись губами его губ, она прошептала:

– Я тоже никогда не причиню тебе боли, Уэст Рейвенел.

Взбив пену в фарфоровой миске для бритья, Феба нанесла ее на лицо подопечного помазком из барсучьего ворса. Уэст сидел неподвижно, по-прежнему откинув голову на спинку кресла, а она суетилась над ним. Но вот она открыла сверкающее лезвие и свободной рукой наклонила его голову под углом, и он напрягся.

– Не бойся, – сказала она мягко.

Большим пальцем натянув кожу на щеке, умелой рукой она провела лезвием вниз под идеальным углом в тридцать градусов. Несколько раз повторив это движение (о, эти восхитительные звуки!), она вытерла лезвие полотенцем, что перекинула через руку. Она не замечала, что