Но именно эта тревога внушала ей доверие к нему. Ясно одно: если она хочет этого мужчину, ей самой придется стать охотницей.

Уэст развалился на полу между двумя мальчуганами. Упавшая на лоб густая черная прядь делала его самого похожим на мальчишку.

– А как разговаривает курочка? – спросил он у Стивена, взяв в руки деревянную фигурку.

Малыш схватил игрушку и громко зарычал:

– Р-р-р-р!

Уэст изумленно заморгал, а потом они вместе с Джастином громко рассмеялись.

– Бог ты мой, какая свирепая курочка!

Довольный впечатлением, которое произвел, Стивен поднял игрушку и опять зарычал:

– Р-р-р-р!

Теперь все просто покатились со смеху. Уэст потянулся к малышу, обнял его и чмокнул в макушку, покрытую мягкими золотистыми волосиками.

Если у Фебы и оставались какие-то сомнения – в этот миг они рассеялись.

«Да, этот мужчина должен стать моим!»

Глава 24

На следующее утро Эрнестина принесла Фебе чай в постель и помогла подоткнуть под спину подушки.

– Миледи, Ходжсон просил передать вам сообщение касательно мистера Рейвенела.

– Что такое? – спросила Феба, зевая и поудобнее устраиваясь в постели.

– Поскольку мистер Рейвенел не привез с собой лакея, помощник дворецкого рад будет предложить ему свои услуги, если они потребуются. И еще, миледи… только что вернулась горничная, которая чистила камин в гостевом флигеле. Она говорит, мистер Рейвенел просил принести ему принадлежности для бритья. Ходжсон предложил одолжить джентльмену свои, если вы не против.

– Передай Ходжсону, что я благодарю его за щедрость, но… думаю, лучше предложить мистеру Рейвенелу воспользоваться бритвой моего покойного мужа.

Эрнестина удивленно переспросила:

– Бритвой лорда Клэра?

– Именно. И даже сама ее отнесу.

– Миледи, вы хотите сказать… сегодня утром? Сейчас?

Феба поколебалась. Взгляд ее устремился к окну, где на темном небе едва пробивалась бледная полоска света: ни дать ни взять слой крема на шоколадном торте.

– Заботиться о госте – обязанность хозяйки, верно?

– Это будет очень гостеприимно с вашей стороны, – согласилась Эрнестина с сомнением в голосе.

Все еще обдумывая, правильное ли приняла решение, Феба нервно потеребила выбившийся локон и подкрепила себя большим глотком горячего чая.

– Уверена, он хотел бы получить бритвенные принадлежности как можно скорее.

– Если сейчас вы пройдете через зимний сад, – предложила Эрнестина, – вас никто не заметит. Горничные не заглядывают в восточное крыло раньше десяти утра, а Ходжсону я скажу, чтобы никого не посылал во флигель.

– Хорошо. Спасибо, Эрнестина.

– И если желаете, миледи, я скажу няне, чтобы сегодня накормила малышей завтраком в детской, а сами подойдете попозже, к чаю.

Феба улыбнулась:

– Я очень ценю, что первое, о чем ты подумала, это как уберечь меня от необдуманных поступков или помочь их скрыть.

Служанка ответила ей нарочито вежливо:

– Миледи, вы всего лишь хотите подышать свежим воздухом. Ума не приложу, что в этом неприличного?

К тому времени когда Феба вышла из зимнего сада и направилась по тропинке к гостевому флигелю, солнце уже позолотило листья и ветви самшитовой живой изгороди и залило розовым светом стекла в оконных рамах. С собой Феба несла закрытую корзинку и шла так быстро, как только могла, чтобы не производить впечатления спешки.

В гостевой флигель она дважды быстро постучала, вошла и, не дожидаясь ответа, негромко произнесла, прикрыв за собой дверь:

– Доброе утро!

Флигель, как и особняк, Феба обставила по-новому. Гостиную со светло-зелеными стенами и свежеоштукатуренным белым потолком с позолоченной каймой наполнял аромат свежих цветов из вазы на столике атласного дерева у дверей.

Из спальни вышел Уэст, и, увидев Фебу, в недоумении склонил голову. В комнате с низким потолком он казался еще выше, а расстегнутая рубашка и закатанные рукава, обнажавшие волосатые руки и грудь, придавали ему невероятную мужественность. Сердце Фебы забилось еще сильнее при мысли, что не произойдет то, чего она так хотела. Жить дальше, так и не познав близость с этим мужчиной, казалось ей настоящей трагедией.

– Я принесла принадлежности для бритья, – объяснила она свой визит, указывая на корзинку.

Уэст не двигался с места, обшаривая ее медленным жарким взглядом. Феба пришла в домашнем платье, которое не требовало корсета и застегивалось всего на несколько пуговиц и отличалось от халата лишь круглым вырезом, отделанным белым брюссельским кружевом.

– Благодарю, хотя и не ожидал, что это принесете вы сами. Прости, что доставляю проблемы.

– Вовсе нет. Ну, как спалось на новом месте?

Уэст улыбнулся, словно раздумывая над ответом:

– Неплохо.

– Кровать не слишком мягкая? – зачем-то уточнила Феба. – А может, напротив, жесткая? Хватает ли подушек?..

– Все прекрасно во всех отношениях, – прервал Уэст словесный поток. – Лучше не бывает. Вот если бы еще сны не беспокоили…

Феба нерешительно шагнула к нему и, протянув корзинку, выпалила:

– Это бритва Генри. Буду рада, если ты ей воспользуешься.

Уэст в ужасе уставился на нее.

– Спасибо, но я не могу…

– Это шведская бритва из высококачественной стали, острее дамасского клинка. Для такой бороды как раз то, что надо.

Невольно фыркнув, Уэст потер подбородок:

– Ты прямо знаток брадобреи.

– Именно так, – спокойно ответила Феба, – я довольно часто брила Генри, особенно ближе к концу. Никто, кроме меня, не смел к нему прикасаться.

Свет, падавший на верхнюю часть лица Уэста, засверкал в его синих глазах какими-то неземными искрами, и он мягко заметил:

– Ты была хорошей женой.

– И многому научилась. – Гордая улыбка тронула ее губы, когда она призналась: – Мне к тому же очень нравится брить, обожаю эти звуки.

– Звуки? Какие звуки?

– Шорох лезвия по намыленной щетине. От этого у меня мурашки по спине бегут.

– Никогда не чувствовал ничего подобного! – рассмеялся Уэстон.

– Но ты ведь понимаешь, о чем я?

– Наверное.

– У тебя тоже наверняка есть любимые звуки, от которых все нервные окончания словно пробуждаются?

После долгой паузы он ответил:

– Нет.

– Не верю! – со смехом возразила Феба. – Просто не признаешься!

– Не нужно тебе об этом знать.

– Рано или поздно выясню! – пообещала она. – Скажи… а тебя когда-нибудь брила женщина?

Улыбка его застыла, взгляд стал пристальным.

– Значит, никогда, – поняла Феба.

Она сделала еще шаг навстречу, и Уэст напрягся.

– Позволишь мне?

Голос куда-то пропал, и ему пришлось прочистить горло, прежде чем ответить:

– Это ни к чему.

– И все же позволь мне тебя побрить. – Он молчал, и Феба мягко спросила: – Ты мне не доверяешь? Или боишься?

Теперь она стояла так близко, что не могла разглядеть выражения его лица, но почти ощущала реакцию его тела, излучавшего жар.

Такому вызову Уэст не смог противиться. Сжав челюсти, он отступил на шаг, негодуя на себя за беспомощность, а потом молча кивнул, жестом приглашая