меня кровь стынет в жилах, – откровенно признался Рэнсом, а затем пожал плечами. – Но Гаррет спасла мне жизнь. Теперь пусть делает со мной что пожелает. Даже если захочет продеть мне кольцо в нос, буду стоять кротко, как ягненок.

– Во-первых, городской ты неженка, ягнятам не вдевают кольца в носы. Во-вторых… – Уэст сделал паузу, осушил одним махом половину своей кружки, а затем договорил слегка охрипшим голосом: – Наши папаши лупили нас ремнем, плеткой и кулаками.

– Верно, – согласился Рэнсом. – «Учили по-мужски» – так они это называли, – но что с того?

– И ты со своими детьми намерен поступать так же?

Рэнсом сузил глаза, но ответил ровным голосом:

– Нет, конечно.

– Кто сможет тебя остановить? Жена?

– Зачем меня останавливать? Я просто на это не способен – возмутился Рэнсом, и сейчас его ирландский акцент был особенно заметен. – Ты что, мне не веришь?

– Не думаю, что это будет легко.

– Справлюсь, если хочу, чтобы они не боялись меня, а любили.

– Они будут тебя любить в любом случае, – мрачно возразил Уэст. – Каждый тиран знает: что бы он ни творил – дети все равно будут его любить.

Допивая свою кружку, Рэнсом не отрывал от него задумчивого взгляда.

– Не раз случалось, что отец подбивал мне глаз или расшибал губу, а матушка говорила: «Он не виноват, сынок. Просто в нем столько силы, что ему трудно с собой справиться». А потом я понял, что матушка ошибалась. Беда папаши была не в силе, а в слабости. Куражиться над тем, кто не даст сдачи, может только слабак. – Он махнул служанке, чтобы подала еще эля. – Быть может, ты вспыльчив, Рейвенел, но издеваться над беззащитными ты не сможешь. И я не смогу. Вот почему я знаю, что моим детям ничто не грозит. Кстати, о тебе: что будешь делать со своей рыженькой вдовушкой?

– Черта с два я знаю! – буркнул Уэстон.

– Ну, знаешь, можно жениться. Не собираешься же ты вечно бегать от женщин.

– Я не готов по твоему примеру принести себя на жертвенный алтарь, – отрезал Уэст. – Мы, конечно, друзья, но не настолько же!

Рэнсом ухмыльнулся и откинулся на стуле, пока служанка ставила перед ним кружку.

– Послушай моего совета, дубина. Наслаждайся счастьем, пока живой, после смерти-то будет поздно!

Мысли Уэста вернулись в настоящее, когда Феба ввела его в просторный парадный зал с высоким позолоченным потолком и затянутыми шелком стенами. Над мраморным камином висел портрет молодого человека в три четверти роста. Солнечный луч падал из окна на изображение так, что лицо изображенного словно светилось.

Завороженный, Уэст подошел ближе и тихо спросил:

– Генри?

Феба молча кивнула.

Генри стоял у библиотечного стола с самоуверенным изяществом, небрежно положив руку на стопку книг. Красивый и трогательно хрупкий молодой человек, темноглазый, с правильными чертами бледного, словно фарфорового лица, очень тщательно выписанного. А вот края сюртука и брюк, слегка размытые, сливались с темным фоном, как будто человек на портрете, позируя, постепенно отступал с переднего плана, исчезал.

Глядя на портрет вместе с Уэстом, Феба тихо произнесла:

– Мы всегда склонны идеализировать усопших. Но я хочу, чтобы мальчики понимали, что их отец хоть был и чудесным человеком, но обычным смертным со своими недостатками, а не неприступным святым – иначе они никогда по-настоящему его не узнают.

– И в чем ты видишь его недостатки? – мягко спросил Уэст.

Поджав губы, она довольно долго раздумывала над ответом.

– Он часто уходил от проблем. Отстранялся от мелочей жизни. Отчасти из-за болезни, но еще и потому, что не любил сложностей. Всего некрасивого, неприятного он старался избегать. – Она повернулась к нему лицом. – Генри твердо настроился считать меня совершенством, и его страшно расстраивало, когда я проявляла мелочность, раздражительность или неблагоразумие. Я не хотела бы… – Тут Феба остановилась.

– Чего? – спросил Уэст, подождав и не дождавшись продолжения.

– Не хотела бы, чтобы ко мне предъявляли столь высокие требования. Предпочитаю, чтобы меня не боготворили, а просто принимали такой, какая я есть.

Волна нежности накрыла Уэста, когда он вгляделся в ее расстроенное лицо. Хотел бы он сказать, что принимает ее полностью, жаждет, обожает – вместе со всеми ее сильными и слабыми сторонами!

– Я никогда не считал тебя совершенством, – сказал он ровным голосом, и Феба рассмеялась. – И все же, тебя трудно не боготворить. Боюсь, ты просто не способна умерить мое восхищение.

В светло-серых глазах Фебы блеснул лукавый огонек.

– Если это вызов, я его принимаю.

– Это не вызов! – поспешил уверить ее Уэст; но она, словно не услышав, уже вела его из комнаты прочь.

Они вышли в коридор из камня и стекла, соединявший главное здание с одним из боковых крыльев. Сквозь окна во всю стену лился солнечный свет, приятно согревая каменные стены и пол.

– Путь в гостевой флигель лежит через восточное крыло, – объяснила Феба, – или через зимний сад.

– Зимний сад?

Она улыбнулась, заметив его интерес:

– Мое любимое место в доме. Пойдем, я покажу.

Зимний сад оказался стеклянной оранжереей высотой в два этажа и протяженностью не меньше ста двадцати футов. Все пространство здесь заполняли пышные декоративные деревья, папоротники и пальмы, а также причудливые искусственные скалы и даже пруд с золотыми рыбками. Когда Уэст вошел сюда и огляделся, его восхищению не было предела. В Эверсби тоже есть оранжерея, но до этой ей далеко.

Вдруг его внимание привлек странный тихий звук, точнее, целая серия звуков: что-то вроде писка резиновых игрушек, из которых выпускают воздух. Озадаченный, он взглянул вниз и увидел у своих ног трех черно-белых котят.

Феба рассмеялась, увидев его лицо:

– Они тоже обожают оранжерею!

Радостное удивление осветило лицо Уэста, когда гладкошерстная черная кошка бесшумно выскользнула из-за пальмы и принялась тереться о юбки Фебы.

– Бог ты мой! Галоша?

Феба нагнулась и погладила животное по блестящей черной шерстке.

– Верно. Обожает ходить сюда и наводить страх на золотых рыбок. Нам пришлось прикрыть пруд проволочной сеткой.

– Значит, когда я тебе ее отдал… – медленно начал Уэст.

– Всучил, – поправила Феба.

– Всучил, – покаянно согласился Уэст. – Она уже была…

– Вот именно, – сурово кивнула Феба. – Была троянской кошкой.

Уэст старательно делал вид, что ему стыдно.

– Я понятия не имел…

Ее губы дрогнули в улыбке.

– Ты прощен. Она оказалась очень милой компаньонкой. А котят обожают мальчики.

Один котенок попытался вскарабкаться по ноге Уэста, цепляясь за штанину, но тот оторвал его от себя и аккуратно опустил на пол.

– Так что же, идем во флигель? – предложила Феба.

Уэст, зная, что не сможет доверять себе, если они с Фебой окажутся вблизи спальни, предложил:

– Давай немного побудем