предстояло жить до восемнадцати, решил сразу найти самого главного в отряде и побить его. Бей первым – так папа говорил всегда, кроме последнего раза, когда первым положили его. Вдруг мир перевернулся вверх ногами, словно сделав кульбит, – и вот спустя пару дней Максим снова стоял среди кроватей в палате Беса, в углу, возле старой печки, которой последний раз пользовались еще задолго до его рождения, и смотрел в голодную, зияющую чернотой дыру. Бес пихнул его в плечо – зассал? – и усмехнулся:

– Так я и знал. Трусло.

Под глазом у него налился свежий синяк. Не воспеткин, Максима рук дело. Это потом уже объяснили, что по лицу нельзя, проблем не оберешься.

– Максим? Мы сейчас где? – рядом с лицом Беса наметилось взрослое лицо с чуть набрякшими веками – слишком молодое для бабушки и вообще чужое, но слегка знакомое.

– Мы? Мы в баторе, – заторможенно ответил Максим. Сначала не понял, что не так с голосом, вроде все как всегда. Но он чувствовал себя необычно легким и каким-то… маленьким.

Тряхнуло крупной дрожью, и он рухнул на колени совсем близко от прямоугольной ямы в полу. Бес присел рядом, с деревянной крышкой в руках.

– Круто, скажи? Там купчиха золото прятала, а может, и чего похуже.

– Там люди прятались от бомб! – звонко возразил тоненький голосок сбоку. – Сакс, ты тупой, чел.

Бес, не вскакивая, снизу вверх двинул Пашке Дипломату пальцами меж ребер, и тот согнулся с протяжным: «А-а-ай».

– Заткнись, умник, а то тоже полезешь.

Этому он спуститься в подвал не предложил – Дип откупился домашками. А вот с Максом не прокатило: раз полез на Беса с гонором, будь добр, обоснуй борзоту. Беса даже старшаки не трогали – умел вертеться, ныкал их бабло и сижки, и теперь Макс понял, где именно ныкал. Под драным линолеумом прямо под кроватью у Беса был тайничок в прогале между лагами и старым фундаментом дома. Каким образом тот его нашел, спрашивать не хотелось, собственно, как лезть вниз самому. Бес снова обратился к Максу:

– Короче, либо ты спускаешься, либо мы тебя замастим, и с тобой даже Глюк рядом срать не сядет, – и, увидев, как тот свесил ноги в черную бездну, пихнул в руки маленький металлический предмет. – Держи жигу, у дирика подрезал. Найдешь там пачку «Винстона» – притащи! Я посеял! – прокричал он уже откуда-то сверху.

Спуск по стонущей от старости лестнице, из говна и палок будто сделанной, показался Максиму нереально длинным. Кто-то вытянул время до бесконечности, и он все спускался и спускался, а ступеньки все не кончались. Он не хотел – словно сам себе пытался сказать: «Стоп, нельзя туда, там плохо!» Но ноги двигались и не слушались. Как в кино, можно было только наблюдать, как он спускается: топ-топ, топ-топ, топ-топ…

– Идите, Максим, идите дальше, – сказала женщина.

Огонек зажигалки высветил красную кирпичную кладку на сводах потолка и паука в блестящей паутине, в афиге улепетывающего из-под света. На полу валялись обломки тех же кирпичей – если упасть, можно все тут себе переломать. Пахло не сыростью, а какой-то старостью, и стоял жуткий дубак. Максим обшаривал угол за углом и заложенные кирпичом окна – зачем в подвале окна? – и не находил никаких «Винстонов». Вообще ничего, кроме пыли, кусков досок, тряпья и мусора. В углу были свалены поломанные ящики, вроде тех, какие были для яблок у бабушки в саду. Максим вспомнил еще, как они с бабушкой вместе сажали маленькие кусты под окнами, и всхлипнул. Нет, надо было найти какую-нибудь крутую херню, чтобы удивить этого придурка Беса. Темноты Макс не боялся. Главное, чтобы в ней не было зеркал и ничего не шевелилось.

Он сделал шаг вперед, вглубь и дальше от лестницы – подвал был прямой и понятный, не потеряешься. Дошел до дальней стены, где рядом со сваленными ящиками в полузаложенном дверном проеме обнаружился лаз. Заделали проход плохо, явно второпях: чужеродные белые кирпичи держались не очень крепко, некоторые валялись под ногами, будто великан однажды встряхнул весь дом и с размаху шлепнул на место, из-за чего они когда-то давно отлетели и открыли дырку в соседнюю комнату. Маленький Максим просунул туда голову и увидел, как вдалеке что-то блеснуло. Подтянулся на руках, перекинул ногу через бортик, спрыгнул с другой стороны. Большой Максим упорно сопротивлялся.

– Нет… – захныкал он, и женщина сразу же отозвалась:

– Максим, если вы хотите, мы сейчас же остановимся, и вы больше никогда туда не пойдете. Если хотите, мы прямо сейчас сделаем так, что вы совсем забудете эту историю.

Он медлил, словно зависнув во времени и пространстве. Вокруг была темнота, и только маленький огонек зажигалки слегка колыхался от сквозняка. Впереди сквозь крошечное мутное оконце под потолком пробивался тусклый луч света. Макс вспомнил, что снаружи сейчас полдень и в баторе скоро обед. Борщ, пюре. Нельзя пропускать или опаздывать – а то котлет не достанется. Надо притащить Бесу золото купчихи или хотя бы сижки – и тогда до выпуска никто больше не посмеет не то что трясти с него долю в общак, а даже просто косо смотреть в его сторону.

– Нет, – снова сказал он уже тверже. – Мы идем до конца.

Эта комната была непохожа на остальной подвал-склад. Здесь как будто кто-то жил: Макс огляделся и нашел сбоку у стены старый деревянный стол, а на нем – опрокинутый подсвечник, в котором все еще оставалась короткая свеча. Теперь у него появилось больше света, и не нужно было постоянно чиркать зажигалкой, когда она внезапно тухла. На столе вместе со свечой нашелся пыльный листок бумаги. «Карта сокровищ!» – подумал Макс. Но, подцепив бумажку пальцами и стряхнув толстый слой красной кирпичной пыли, он только по слогам прочитал: «Не судите строго, товарищи, кто найдет нас. Нет мне прощения за то, что я сотворил. Чудная моя, я останусь здесь, навеки с тобой, охраняя твой сон».

Руки затряслись, и Максим выронил листок вместе с зажигалкой. Свеча плясала в тяжелом металлическом подсвечнике, который он поднял со стола, чтобы рассмотреть что-то у стены… какую-то кровать. Там, укрытый бледным тонким одеялом, кто-то спал.

– У-у-у… – заныл большой Максим, чувствуя, как стены вокруг раскачиваются. У него щипали глаза, он хотел вытереть их,