Корнелию незачем скрывать свою силу, он и так все покажет пунийцам. Римляне приглашают Ганнибала сразиться в открытом бою. Возможно, все это было блестящей импровизацией Сципиона, хотя не исключено, что он просто вспомнил рассказ Геродота о том, как поступил персидский царь Ксеркс, с греческими лазутчиками. Но, как бы там ни было, своей цели римский полководец достиг.

Реакция Ганнибала была именно такой, какой и ожидал Публий Корнелий: «больше всего его поразила самоуверенность врага, конечно, небезосновательная» (Liv. XXX. 29). В очередной раз, тщательно взвесив все шансы на успех, карфагенский полководец пришел к выводу, что не может быть уверен в безоговорочной победе над врагом. Эти сомнения привели Ганнибала к тому, что он решился встретиться со Сципионом и обсудить с ним условия заключения мирного соглашения. Карфагенский полководец исходил из того, что «непобежденный, прося о мире, может добиться лучших условий, чем побежденный» (Liv. XXX. 29). Все это свидетельствует только об одном – надежды Ганнибала на победу стремительно развеивались, как дым на ветру. Отправив в лагерь Сципиона гонца с предложением о личной встрече, полководец с нетерпением ждал ответа.

Публий Корнелий понимал всю сложность положения, в котором оказался Ганнибал, но от встречи отказываться не стал, ему было интересно лично встретиться с легендарным военачальником. При этом Сципион не исключал, что сумеет договориться с пунийским командующим и заключить выгодный для Рима мир. Все зависело от того, на какие условия готов согласиться Ганнибал. В любом случае римлянин ничего не терял. Поэтому он не стал отказываться от переговоров и лишь уведомил карфагенского полководца, что время и место встречи выберет сам. После этого Сципион отвел легионы к городу Нарагаре, где и расположился лагерем. Как пишет Полибий, здесь была очень выгодная позиция, достать воду можно было на расстоянии выстрела из лука от лагерных укреплений (XV. 5). Вскоре подошла армия Ганнибала и расположилась на холме в четырех милях от укреплений римлян (Liv. XXX. 29). Место было очень удобное, за одним исключением – солдатам было далеко ходить за водой.

На следующий день Ганнибал и Сципион в сопровождении небольших отрядов встретились на ровном и открытом месте между двумя лагерями. Оставив позади охрану и взяв с собой только переводчиков, они направили коней навстречу друг другу. Два лучших полководца эпохи встретились. Некоторое время они внимательно разглядывали друг друга, словно пытаясь понять, что замышляет противник. Молчание затягивалось, но поскольку именно Ганнибал просил о встрече, то ему пришлось заговорить первым. Пуниец был краток: «Условия мира предписывает не тот, кто просит о нем, а тот, кто его дает, но, может быть, мы достойны сами определить себе кару. Мы не возражаем, если земли, за которые мы воевали, будут вашими: Сицилия, Сардиния, Испания, острова, сколько их есть между Италией и Африкой. Африкой карфагеняне ограничатся, а вас, коль скоро воля богов такова, мы готовы видеть правителями державы, распространившейся далеко за пределы вашей земли. Не отрицаю: мы только что не вполне искренне просили о мире, не вполне честно ждали его, поэтому нет у вас веры в пунийскую честность. Знай, Сципион, что для честного соблюдения мирного договора вовсе не безразлично, через кого этот мир был испрошен. Ваши сенаторы, как я слышу, отказались говорить о мире с нашим посольством, сочтя послов людьми незначительными. Я, Ганнибал, прошу мира; я не просил бы его, если бы не считал полезным, и по этой же самой причине я буду его соблюдать. Взявшись вести войну, я, пока боги не позавидовали мне, вел ее так, что никто не был мной недоволен. И я постараюсь, чтобы никто не досадовал на мир, заключенный мною» (Liv. XXX. 30). Пока переводчик передавал слова карфагенянина, Ганнибал пристально смотрел на Сципиона.

Публий Корнелий не торопясь обдумывал ответ, похлопывая коня ладонью по крепкой шее. Затем произнес: «От меня, Ганнибал, не укрылось, что именно в расчете на твое прибытие карфагеняне не соблюли перемирие и погубили надежду на мир. И ты, конечно, отпираться не станешь: из прежних условий мира ты исключил все, кроме только того, что и так уже давно зависит только от нас. Ты, конечно, желаешь, чтобы твои сограждане ощутили, какое бремя ты снял с их плеч, но моя забота – иная: не допустить, чтобы вероломство было вознаграждено исключением из договора условий, уже было согласованных. И прежних условий вы не достойны, а хотите даже выгадать на недобросовестности!.. А теперь, когда я, несмотря на все твои уловки и увертки, чуть не силой вытащил тебя в Африку, меня ничто ни к чему не обязывает. И если к прежним условиям, на которых можно было, как тогда казалось, договориться о мире, теперь добавить какую-нибудь пеню за грузовые суда, захваченные во время перемирия, и за оскорбление послов, то у меня будет о чем доложить совету. Ну а если даже и те условия кажутся вам тяжелыми, готовьтесь к войне, ибо вы не в силах переносить мир» (Liv. XXX. 31). Ганнибал внимательно выслушал переводчика и отрицательно покачал головой. Сципион в ответ усмехнулся, развернул коня и направился в сторону римского лагеря. Время разговоров закончилось, теперь спор должны были решить мечи.

* * *

В изложении Аппиана встреча двух полководцев выглядела следующим образом: «Ганнибал решил еще раз сойтись для переговоров со Сципионом и, сойдясь, стал говорить, что карфагеняне вознегодовали на прежний мир из-за денег, и если это устранить, а римляне сочли бы достаточным владеть только Сицилией, Иберией и островами, над которыми они властвуют, то соглашение будет твердым. Сципион ему ответил: “Много выгоды будет у Ганнибала за бегство из Италии, если он получит от Сципиона согласие на это”. И. запретил еще раз посылать к нему послов. После взаимных угроз они отправились каждый в свой лагерь» (Lib. 39). Определенные отличия от текстов Тита Ливия и Полибия присутствуют, но суть рассказа от этого не меняется. Переговоры закончились полным провалом.

Согласно информации Полибия и Тита Ливия, во время личной встречи Ганнибал и Сципион произносят длинные речи, причем у римского историка они простроены по всем правилам ораторского искусства, что вряд ли имело место быть в действительности. Тем не менее, за многословной риторикой скрываются реальные предложения Ганнибала и жесткий ответ Публия Корнелия.

Подходы к описанию переговоров между двумя полководцами у римского и греческого историков совершенно разные. Если у Ливия Сципион настаивает на ужесточении условий старого договора, то в изложении Полибия он требует безоговорочной капитуляции: «Каково же заключение моей речи? Вам остается или отдать себя и отечество ваше на наше благоусмотрение, или победить нас на поле сражения» (Polyb. XV. 8). В данном случае я вновь отдам предпочтение информации Тита Ливия, поскольку