на грузовые суда, везущие в Карфаген продовольствие, в городе возникли перебои с продуктами. Ситуация усугублялась тем, что из-за боевых действий в регионе поля в окрестностях Картхадашта остались невозделанными. Население стало выражать недовольство, чего и добивался Сципион. Он надеялся, что народ и правительство вынудят Ганнибала вступить в сражение. Однако карфагенский полководец по-прежнему проявлял осмотрительность, продолжал накапливать силы и готовить армию к предстоящим тяжелым боям. Чтобы обезопасить подвоз припасов к Карфагену, он разослал по стране небольшие мобильные отряды из всадников и легковооруженных воинов, которые стали вступать в боестолкновения с римлянами. Активизировался и карфагенский флот, отогнавший от города корабли Сципиона.

Тогда римский полководец изменил тактику и решил перехватывать обозы, идущие в лагерь Ганнибала. Как пишет Аппиан, трибун Ферм устроил на холмах засаду и неожиданной атакой захватил вражеский обоз с припасами. При этом погибли 4000 ливийских солдат, еще 4000 были взяты в плен (App. Lib. 36). Данное свидетельство вызывает определенные сомнения. Количество убитых и взятых в плен воинов Ганнибала представляется совершенно нереальным. Данные цифры подходят для большого сражения, а не частной операции местного значения.

Эта малая война была совершенно не нужна Ганнибалу, поэтому он решил возобновить перемирие со Сципионом. Полководец знал, какие именно причины толкают римского командующего к активизации боевых действий, представлял всю сложность предстоящих переговоров и поэтому сделал неожиданный ход – обратился к посредничеству Масиниссы. Вряд ли полководец был лично знаком с нумидийским царем, однако в его окружении были люди, хорошо знавшие Масиниссу. В Цирту отправились посолы Ганнибала, разъяснившие царю сложившуюся ситуацию. А она складывалась таким образом, что в случае победы карфагенского полководца над Сципионом все завоевания Масиниссы оказывались под угрозой. Для царя всегда на первом месте стояли собственные интересы, проблемы союзников его интересовали в меньшей степени. Благодаря римлянам он захватил власть в Нумидии, без их поддержки в данный момент удержаться в Цирте было проблематично. Сын Сифакса Вермина продолжал борьбу за земли отца и не собирался сдаваться без боя. Ганнибал стал легендой при жизни, его имя наводит ужас на римлян. И если военное счастье покинет Сципиона, то Масинисса оказывался сразу против двух врагов – Вермины и Карфагена. Исход такого противостояния был предсказуем, никаких иллюзий по этому поводу Масинисса не питал. При этом царь знал, что карфагенянам гораздо выгоднее иметь в Цирте и Сике двух враждебных друг другу правителей, чем одного могущественного властелина объединенной Нумидии. Поэтому он надеялся, что сохранит свою власть над Восточной Нумидией при любом раскладе. И если для этого требуется оказать небольшую услугу Ганнибалу, то Масинисса это сделает.

Мы не знаем, какие аргументы Масинисса привел Сципиону в пользу заключения очередного перемирия, но, судя по всему, они оказались весомыми. Римлянин не мог отказать царю по одной простой причине: ему была нужна нумидийская конница. А Масинисса имел возможность лишить Публия Корнелия этой поддержки, даже не вступая в конфликт с Римом. Царь мог сослаться на то, что идет война с Верминой и в данный момент он не может выделить в помощь римлянам значительное число всадников. Мог порассуждать о том, что в результате многолетних войн в Нумидии значительно сократилось число боеспособных мужчин. Масинисса мог придумать массу отговорок, чтобы не приводить своих людей к Сципиону. И римский полководец ничего не мог с этим сделать, потому что нумидийский царь был его единственным союзником в Африке. Доверять ему до конца не стоило, поскольку Публий Корнелий помнил, чем закончилась дружба с Сифаксом. Поэтому Сципион решил не обострять ситуацию, прислушался к мнению Масиниссы и согласился обсудить перемирие.

Как пишет Аппиан, Масинисса, «выросший и воспитанный в Карфагене, питая уважение к достоинству города и будучи другом еще многим из тех, кто там жил» (Lib. 37), сумел убедить римского полководца не просто приостановить боевые действия, а заключить полноценный мирный договор. Суть его была такова: «карфагеняне отдают корабли и людей, которых они взяли, когда те везли продовольствие римлянам, возвращают все разграбленное или же возмещают потерянное по цене, какую установит Сципион, и, как штраф за совершенную несправедливость, вносят тысячу талантов; таково было соглашение; было заключено перемирие, пока карфагеняне не узнают этих условий» (App. Lib. 37). Мы не знаем, насколько достоверна эта информация, поскольку ни Ливий, ни Полибий о втором договоре не упоминают. С другой стороны, об этом соглашении пишет Евтропий: «Ганнибал, побежденный в ряде сражений, запросил мира у Сципиона. Когда дело дошло до переговоров, мир был дан на тех же условиях, но из-за нового вероломства было [велено] добавить к пятистам тысячам серебра еще сто тысяч фунтов. Карфагеняне не приняли условий и приказали Ганнибалу сражаться» (III. 22). Свидетельства Аппиана и Евтропия не стоит как бездумно отвергать, так и безоговорочно принимать на веру. Поэтому можно предположить, что Ганнибал вел некие переговоры с Публием Корнелием, и возможно, что они были тайные. Если это действительно так, все, что случилось в дальнейшем, становится понятным и объяснимым.

…В Карфагене опять было неспокойно, улицы и площади были заполнены толпами народа, тысячи людей вновь собрались на площади перед зданием, где заседали члены совета. Слухи о том, что Ганнибал ведет со Сципионом тайные переговоры, взбудоражили карфагенян, они пришли потребовать от правительства ответ. Картхадашт вновь оказался расколот на два лагеря, поскольку многие знатные пунийцы были согласны с Ганнибалом и поддерживали его начинание. Набравшись храбрости, они вышли к народу и стали убеждать соотечественников в необходимости перемирия. Но их никто не захотел выслушать, люди были уверены, что городу угрожает серьезная опасность. Неожиданно вспомнили о Гасдрубале, сыне Гискона: «что теперь делает Ганнибал, незадолго до этого сделал, – говорили они, – и Гасдрубал, который, сдав ночью лагерь врагам, через небольшой промежуток времени захотел и самого себя отдать Сципиону, приблизившись для этого к его лагерю, а теперь скрывается в городе» (App. Lib. 38). Но Ганнибал был далеко, а Гасдрубал рядом. Теперь ему припомнили все – и сожжение лагерей, и разгром на Великих равнинах, и попытку сдаться Сципиону. Подстрекаемая недоброжелателями военачальника, разъяренная толпа бросилась к дому Гасдрубала, чтобы учинить самосуд.

Предупрежденный верными людьми о начавшихся волнениях, бывший командующий армией Карфагена вскочил на коня и попытался скрыться из города. Однако убийцы его заметили и бросились в погоню. Гасдрубал гнал коня по улицам Картхадашта, петлял среди домов, но враги не отставали, расстояние между беглецом и преследователями сокращалось. Городские ворота закрыли, стражники перекрывали улицы, стало ясно, что от погони не уйти. Тогда военачальник направил коня в другую сторону, туда, где находились гробницы его предков.

Около гробницы отца Гасдрубал спрыгнул с коня и вошел внутрь. Снял перевязь с мечом и положил на каменный саркофаг, развязал на панцире кожаные ремни и сбросил его на землю. Вытащил из ножен клинок, упер в стену