Шрифт:
Закладка:
– Ты отвратителен и жалок, Мансур. Твоя ложь не заслуживает ответа. Уверена, Кярс найдет, что сказать, но за него будет говорить его клинок. – Я одарила его наглой ухмылкой и протянула руки, чтобы он мог надеть цепи. – Ну? Ты приготовил камеру?
Он покачал головой:
– Конечно нет. Я закрою тебя в этой комнате до возвращения Кярса. Не будешь больше болтаться по городу. Такая свобода разрушает скромность и невинность.
Он и его стража повернулись к выходу. Я должна уничтожить его и кагана Пашанга, но теперь не могу покидать свою комнату. Конечно, я могу вселиться в кого-нибудь, но нельзя полагаться на одно лишь колдовство. По правде говоря, я никогда не умела реагировать на неожиданности, моя сильная сторона – тщательное планирование. Но все мои планы, запущенные с момента моего прибытия год назад, разрушены ударом молота. Мне не хватало прозорливости. Да и проницательности – я не прочла Мансура так хорошо, как следовало. Теперь я могла надеяться лишь на одного человека, Като.
– А Като это одобрил или ты действуешь через его голову?
Мансур задержался на пороге.
– Через голову чернокожего раба? – ухмыльнулся он. – Селук – мой предок, моя кровь, значит, я родился, попирая ногами головы всех людей, последний из которых – какой-то химьяр. Все служат нам.
– Сказано истинным Селуком, – ядовито усмехнулась я. – Но Тамаз не был таким высокомерным, и Кярс не такой. Если считаешь всех вокруг слишком низкими, не заметишь, как они придут за тобой. Хадрит, Озар, Джихан, Сира – все четверо были подданными Тамаза и все же убили его.
– Только они? – Мансур покачал головой. – Я заполню старые казармы всеми заговорщиками, а не только удобными козлами отпущения.
Значит, он продолжит практику Като использовать старые казармы под тюрьму для врагов. Полезные сведения.
Он вышел и закрыл дверь, оставив меня наедине с горькими мыслями. Я не могу позволить им заманить меня в ловушку. Если Мансур контролирует дворец, сколько пройдет времени, прежде чем орда Пашанга войдет в город? Гулямы еще удерживают городские стены, и Като не дурак, чтобы допустить это. Но что с ним случилось? Не держат ли и его в старых казармах?
Като недооценил Мансура, но я не могла его винить. Отказаться впустить в город брата Тамаза – опасная игра для раба. Похоже, только Кярс может спасти нас от его собственной родни.
Нет. Мы не можем его ждать, это должна сделать я. Я встала на кровать. Как чудесно снова иметь работающие ноги. Я надеялась больше никогда не относиться к ним как к должному. Теперь, когда я могла ходить, можно забрать сына у Миримы. А потом я должна выбраться отсюда.
15. Сира
Пустыня. Снег. Кости. Звезды. И… пощечина!
Я закашлялась, избавляясь от воды, залившейся в ноздри и дыхательное горло. Затем потерла левый глаз и повязку, закрывавшую правую глазницу. Зажала костяшками пальцев слезные каналы.
На мгновение показалось, что мне снова восемь. Сверху смотрел потолок юрты, украшенный картинами с виноградными лозами, цветами и львами. В центре очаг, наполненный льдом, остужал воздух. На меня отбрасывала тени группа мужчин в небесно-голубых кафтанах с наплечниками из медвежьей шкуры и в жестких шапках с темными, пятнистыми перьями фазана-аргуса. Как я ненавидела эти наряды!
Я узнала двоих: все такой же жилистый Текиш, руки сложены на груди, на лице застыло смятение. И его брат, каган Пашанг, его мозолистая ладонь лежит на моей щеке.
– О, ты почувствовала? – сказал он. – Мои извинения, Сира, иначе никак не получалось разбудить тебя.
– Где я? – прошептала я.
Он ответил так же тихо:
– Там, где свет не так ярок.
В голове пульсировала боль. Горло саднило от сухости.
– Вода была бы кстати.
Текиш, который был, насколько я помнила, моложе Пашанга, протянул мне меховой бурдюк. Я села и принюхалась – просто вода, благодарение Лат. Я потягивала ее глотками, пока не прошла сухость.
– Я слышала о твоем приближении, – сказала я, не отводя глаз от Пашанга. – Очнуться и увидеть твое лицо – лишь продолжение моих несчастий.
Он ухмыльнулся:
– Я и сам не хотел бы увидеть свое лицо, проснувшись. Какое счастье, что я единственный, кому и не придется.
– Заткнись. Никакие слова никогда не сотрут то, что ты сделал со мной.
Пашанг снял шапку и вытер пот с прямых каштановых волос. Внушительным его не назовешь. Довольно мягкое, приятное лицо, особенно светло-карие глаза, но внутри – самая темная душа по эту сторону земли. Сложение хрупкое, хотя и высокий (кто-то сказал бы «долговязый», другие выразились бы мягче, «худой»). В аккуратном, формальном йотридском наряде он смотрелся вполне прилично. Это обезоруживало, а без оружия в присутствии кагана Пашанга должно быть очень страшно.
– Дуешься за старое? – вздохнул он. – Я выполнял приказ. Тамазу требовался заложник-силгиз, чтобы ваше племя не заходило на его территорию. Я спросил, кого он хочет, сына или дочь, и он попросил дочь. И, справедливости ради, когда я спросил твоего отца, с кем он предпочитает расстаться, он тоже выбрал тебя. Полюбовная сделка при моем посредничестве.
Какая ложь! По словам Тамаза, он не знал, что йотриды похитили меня, и приказал привезти меня во дворец ради моей безопасности, а не только мира в его царстве.
– Тамаз говорил тебе другое? – спросил Пашанг, очевидно уловив беспокойство в моем опущенном взгляде. – Ну конечно. Обвинять нас, йотридов, одна из его хитроумных уловок, но мы всегда лишь исполняли его замысел или замысел его брата. Я был полотенцем, которым он вытирал кровь, чтобы его пол сверкал.
– То, что приказ отдал кто-то другой, не снимает с тебя ответственности! – проворчала я.
В любом случае, Тамаз мертв, а Пашанг нет, так что спорить не было смысла.
– Два моих спутника, они здесь? – спросила я.
– Химьяр и абядийка? Да, они тоже наши гости.
Значит, Эше здесь, а Кева, вероятно, нет. Но что еще за женщина? Абядийцы – это несколько пустынных племен с юга, рядом с морем Ям-сап и границей с Химьяром. У меня не было такой спутницы.
– А мы твои гости или пленники?
Его ухмылка была просто невыносимой.
– Уверен, ты слышала, как каган Пашанг обращается с пленниками. – Он обвел руками окружающую обстановку: – Как видишь, здесь все иначе.
– Так, значит, ты позволишь мне просто уйти… несмотря на то что обо мне говорят?
– Мне плевать. Хотя нет, это неправда. Приятно, что кого-то в этом царстве поносят также, как