Наступила туманная и влажная крымская зима. Все эти месяцы вынужденного безделья Федор Курицын проводил за книгами, благо у Захарии Гуил-Гурсиса оказалась великолепная библиотека. Они часто беседовали втроем: русский посол, караимский князь и поляк-астролог. Говорили об астрологии и о политике, о медицине и войнах, но более всего о тайнах каббалы.

Захария часто расспрашивал Курицына о Московии, и Федор Васильевич с воодушевлением живописал свою страну, ее бескрайние просторы, могучие леса и величавые реки.

— Мы — молодая страна, но у нас великое будущее! Теперь, когда мы приросли новгородскими землями, Россия могла бы стать европейской державой, но, увы, наш народ прозябает в темноте и невежестве, опутан глупыми предрассудками, одурачен попами! Нам нужны умные, просвещенные люди, — продолжал посол, — и мой государь хорошо платит иноземцам, готовым потрудиться на благо России!

Многозначительно переглянувшись с Мартином Былицей, Захария объявил:

— Последнее время я ищу себе новое пристанище. Турки изгоняют из Крыма всех иноверцев, а хан Девлет-Гирей слепо подчиняется их воле. Как ты думаешь, мог бы я со своими людьми поселиться в Москве?

— Я сделаю для этого все, что смогу! — горячо заверил Курицын.

— Но я хотел бы открыто исповедовать свою веру. Смогу ли построить в Москве наш храм?

— У моего государя нет предубеждений против иудеев. Слава Богу, у нас нет инквизиции и людей не жгут на кострах.

— А как к этому отнесется ваша церковь?

— Церковь не посмеет идти против воли государя, — заверил Курицын.

6

Хозя Кокос появился в начале мая, когда уже зеленели холмы, покрылись цветущими травами высокогорные яйлы, колыхались по степи волны ковыля. Извинившись за долгое отсутствие, он объявил, что султан Баязед убедился в том, что московский государь не будет помогать валашскому господарю и готов отпустить русских послов на родину.

На прощание Захария сделал Федору Курицыну драгоценный подарок — книги по логике, астрономии, астрологии и другим наукам, переведенные с иврита на славянский язык. Были тут и «Слова логики» Маймонида, и «Тайная тайных» и «Шестокрыл» Эммануэля бен Якова, и астрологический трактат «Лопаточник».

Накануне отъезда Захария вручил послу письмо великому князю с просьбой разрешить ему и его семейству поселиться в Москве, а затем неожиданно спросил:

— Знакомы ли тебе два священника, приехавшие из Новгорода? Одного зовут Денис, другого — Алексей.

— Да, конечно, — с долей удивления ответил Федор Васильевич. — Один служит в Успенском соборе, второй — в Архангельском.

— Передавай им мой поклон, — многозначительно произнес Захария. — Думаю, что эти двое могли бы стать твоими единомышленниками, а через них ты сможешь привлечь к себе и других полезных людей.

Расстались тепло. Курицын сердечно благодарил своих новых друзей за помощь и приют, не подозревая, что его затянувшийся «дружественный плен» был частью тайного плана его гостеприимных хозяев. И теперь Захария Гуил-Гурсис мог быть вполне довольным. Отныне в лице посольского дьяка у него появился влиятельный союзник, с помощью которого он надеялся основать в Москве караимскую диаспору, подобную тем, что уже существовали в Тракае, Киеве, Гродно, Луцке, Житомире и Смоленске. Он надеялся, что со временем вокруг диаспоры появятся русские прозелиты, которых он обратит в истинную веру, веру в Единого Бога. Одни из них станут «пришельцами врат», а самые достойные взойдут на высшую степень, став «пришельцами правды».

Очередной удачный шахер-махер торжествовал Хозя Кокос. Султан Баязед лично благодарил его за посредничество с московитами, отсыпав внушительный мешочек золотых динаров. Прислал подарки и великий князь московский, выражая признательность за освобождение посла.

— Вот так надо обделывать дела! — обнимая на послеобеденном ложе сдобную жену, самодовольно хихикнул Кокос.

— Старый хвастун! — шепнула жена, ласково шлепнув его душистой ладонью по маслянистым губам.

Глава 2. Архиепископ Геннадий

1

Отслужив в Софии вечерню и сменив праздничное одеяние на простую рясу, Новгородский архиепископ Геннадий неспешно поднялся по круговой лестнице в соборную библиотеку. Упрежденный заранее софийский библиотекарь Герасим уже возжег свечи и приготовил заказ — огромное Евангелие-апракос новгородского письма. На своем веку Геннадий повидал много книг, но ему еще не доводилось держать в руках такой роскошный манускрипт. Слепил глаза позолоченный серебряный оклад, щедро инкрустированный драгоценными камнями. Двухколонный текст написан строгим классическим уставом, квадратные буквы шагают ровным строем, нигде не видно ни заплаток, ни подчисток. Миниатюры с изображением евангелистов поражали мастерством художника. Вот только буквицы инициалов выглядели необычно. Вместо приятных глазу цветов и трав зло щерились хищные птицы и химеры, клыкастые песьи морды и крокодильи пасти. Дальше и того смутительнее — какие-то круглые нарумяненные личины, ни дать ни взять — скоморохи на языческой Масленице. Или вот буквица, изображающая двух рыбаков, тянущих сеть. Один говорит другому: «Потягивай, коровий сын!» А тот ему отвечает: «Сам еси таков!» И это в Святом Писании! Все-то у новгородцев не как у добрых людей, все на свой лад, огорченно подумал владыка.

…Шел четвертый год с тех пор, как чудовский архимандрит Геннадий Гонзов возглавил новгородскую церковь. Последнего республиканского владыку Феофила увезли в оковах в Москву. Здесь его добром просили отречься от сана, но он проявил неожиданное упрямство. Но когда строптивцу перестали давать еду и питье, он сдался, попросив отставить его за скудостию ума. Нового владыку, уважив новгородский обычай, великий князь разрешил выбирать по жребию из трех претендентов, им же и назначенных. Выбор пал на троицкого монаха Сергия, который решил сразу показать новгородцам свой норов. У раки с мощами местного святого презрительно зажал нос со словами: не стану я смотреть сего смердовича! За свою кощунственную выходку поплатился Сергий помутнением разума. Новоиспеченный архиепископ целыми днями сидел на паперти у Софии в рваном подряснике вместе с нищими, бормоча несуразное, но как только ему разрешили воротиться в Москву, чудесным образом выздоровел и с безопасного далека еще долго слал анафемы ненавистному городу.

На этот раз великий князь не стал более разыгрывать представление с выборами, а своей властью назначил на Новгородскую кафедру игумена московского Чудова монастыря Геннадия Гонзова, который поддержал его в достопамятном споре с митрополитом Геронтием. Ставя на нее человека, доказавшего свою преданность, великий князь, как всегда, глядел далеко вперед. Справится Геннадий Гонзов с непокорным Новгородом, быть ему митрополитом Московским и всея Руси вместо чересчур возомнившего о себе престарелого Геронтия.

Ехал Геннадий в Новгород не без опаски, наслышавшись про здешние нравы. Поначалу его тоже пытались застращать. Рассказывали, как однажды возжелал