Во главе небольшого, но прекрасно обученного войска он громил поляков и венгров, а недавно разбил огромную турецкую армию, перед которой трепетала Европа. Его военные успехи были продолжением мудрой внутренней политики. Стефан приструнил своенравных бояр и дал свободу крестьянам, покровительствовал торговле и ревностно поддерживал православную церковь. Молдавия при нем процветала, как никогда раньше.

После пышного венгерского двора княжеский двор в Яссах выглядел скромно, а сам коренастый вислоусый господарь напоминал пожилого крестьянина-виноградаря. И угощение было под стать: суп-чорба, жареная баранина, мамалыга со шкварками, вино из своих погребов. Господарь неплохо говорил по-русски, его вторая жена Евдокия приходилась сестрой князю Михаилу Олельковичу, недавно казненному королем Казимиром.

После обильного застолья Стефан пригласил посла в свои покои. Мартин Былица двинулся было за ними, но господарь знаком остановил его, сославшись на приватность разговора.

— Зачем ты возишь с собой астролога? — упрекнул он Курицына, когда они остались вдвоем.

— Он подает хорошие советы, — пожал плечами посол.

— Хорошие советы надо искать здесь, а не у звездочетов, — постучав пальцем по своему загорелому лбу, возразил господарь. — Будь осторожнее в выборе друзей, я слышал, что твой астролог еретик и не верует в Господа нашего Иисуса Христа. Впрочем, я пригласил тебя не для того, чтобы обсуждать шарлатанов. Лучше расскажи мне, как дела у великого князя, как чувствует себя моя дочь и здоров ли мой внук.

Выслушав рассказ посла о Стоянии на Угре, которым на Руси завершилось иго Орды, Стефан одобрительно промолвил:

— Побеждает не тот, у кого больше войска, а тот, у кого больше мужества. Я рад, что мой зять Иван показал себя смелым воином. — И многозначительно добавил: — Хотя и не очень послушным сыном.

«И это знает», — подумал Курицын. Он навсегда запомнил страшные осенние дни, когда, узнав о приближении хана Ахмата, великий князь московский пытался бежать из столицы, захватив с собой семью и казну. Помнил разъяренную толпу горожан, окружившую державного беглеца, и грозный перст митрополита Геронтия, обвинившего великого князя в трусости. Помнил упрямый взор наследника Ивана Молодого, отказавшегося выполнять отцовский приказ об отступлении, и искаженное бессильной яростью лицо великого князя, вынужденного смириться с неповиновением сына. Хан Ахмат тогда так и не решился перейти речку Угру, его отступление превратилось в бегство, а самого хана во сне зарезали свои же родичи.

— У нас с твоим государем много общего, — невозмутимо продолжал Стефан. — Мы оба окружены могущественными врагами, поэтому нам нельзя допустить их союза. Передай своему государю, что он всегда может на меня рассчитывать. Вместе мы одолеем и старого лисовина — короля Казимира, и турецкого султана, вообразившего себя властелином мира.

…Спустя три дня русское посольство покинуло Яссы, и сам господарь в знак особого уважения проводил его до границы с Валахией. По пути Стефан рассказывал о валашском воеводе Владе Цепеше, по прозвищу Дракула, о свирепой жестокости которого ходили легенды.

— Только не верьте бабьим сказкам про вампира, который встает из могилы, чтобы пить кровь, — посмеиваясь, молвил Стефан. — Влад Цепеш был великим воином, и, если бы не рука предателя, турки не смогли бы его достать.

Посерьезнев, добавил:

— Спору нет, мой покойный друг упивался своей кровожадностью, но кое в чем нам всем не мешало бы у него поучиться.

— В чем же? — переспросил Курицын.

— В том, что править надо с грозой, иначе подданные сядут тебе на шею. А еще в том, что для него не было разницы между вельможей и простым человеком. Кто бы ты ни был, но если преступил закон — садись на кол!

На границе с Валахией Стефан простился с послом, передав с ним дары великому князю и зятю Ивану — две ручные пищали великолепной работы. Заинтригованный рассказами о Дракуле, Курицын попросил проводников показать ему замок покойного воеводы в местечке Бран. Разглядывая воздвигнутый на высокой скале мрачный замок из серого гранита, Курицын пытался расспросить о Дракуле прохожих, но те лишь пугливо крестились и спешили прочь. И только вечером в ближайшей харчевне удалось разговорить подвыпивших крестьян, в воспоминаниях которых причудливо смешивались страх и восхищение погибшим воеводой.

Рассказывали о пирах воеводы в окружении посаженных на кол людей, о том, как однажды Дракула велел прибить гвоздями колпаки к головам проявивших неуважение турецких послов, как он извел воровство, оставляя у безлюдного колодца золотую чашу, и как покончил с прелюбодейством, вонзая в срамное место грешницы раскаленный прут.

— А еще был такой обычай у Влада, — подал голос седоусый старик. — Когда приходил к нему неопытный посол и не мог ответить на его коварные вопросы, то он сажал посла на кол, говоря: «Не я виноват в твоей смерти, а либо государь твой, либо ты сам. Если государь твой, зная, что неумен ты и неопытен, послал тебя ко мне, многомудрому государю, то твой же государь и убил тебя. Если же ты сам решился идти, неученый, то сам же себя и убил» [23].

…Посольский поезд медленно двигался по берегу Дуная. За разговорами дорога летела незаметно. Вдалеке показалась крепость Аккерман. Внезапно от нее отделилась цепочка всадников и в клубах пыли стала быстро приближаться к посольскому поезду.

— Турки! — тревожно закричал проводник.

Воины в тюрбанах, размахивая саблями, окружили посольство. Охрана сбилась в кучу, готовясь обороняться. Схватился за оружие и Федор Курицын. Казалось, столкновения не избежать, но в этот момент Мартин Былица что-то прокричал по-турецки. Командовавший всадниками ага остановил своих воинов, и повелительным жестом приказал астрологу приблизиться. После недолгих переговоров Былица вернулся к карете и объявил:

— Нам придется следовать за ними в Крым, в город Кафу.

— Но у нас мир с турецким султаном! — возмутился Курицын.

— Не надо спорить с этими страшными людьми, Федор, иначе они отправят нас не в Крым, а к своему Аллаху! — шепнул Былица.

4

Жизнь в древней Кафе била ключом. В этом черноморском Вавилоне переплетались не только торговые пути, но и интересы многих государств, затягивались и распутывались интриги, сюда стекались важные новости со всего Средиземноморья. Каждое утро на залитые южным солнцем улицы выплескивались пестрые разноплеменные толпы людей. В бухте Феодосийского залива теснились сотни купеческих галер. Городские ворота не успевали впускать и выпускать торговые караваны. На рынках продавали все, что душе угодно: драгоценные камни и золото, восточные пряности и пшеницу, жирную черноморскую скумбрию и местное вино, но главным