– Как будто у меня был выбор, – ответил я.

– Выбор есть всегда, – очень тихо, почти неслышно сказал отец и погрустнел.

– Что мы здесь делаем?

– Разговариваем.

– Лучшего места не нашлось?

– Лучшего – нет. – Отец посмотрел мне в глаза. – Присаживайся.

Я сел на стул с другой стороны от пустой постели дяди Семы. Позади меня что-то тихо и непрерывно пищало.

– Мы с ним были не просто родными братьями, а лучшими друзьями, – сказал отец. – Я хотел жениться на Але. Не на Анаит. Аля была еще совсем молодая, требовалось немного подождать, я был готов. Но отец решил иначе. Ты знаешь, что такое «дочь Бури»?

– Слышал что-то, но не помню, – признался я.

– Если беременная женщина проходит через Бурю и у нее потом рождается девочка, она, как правило, становится более сильной. Лучше приспособленной к жизни. Твоя мать – дочь Бури.

– Мама недавно сказала, что она беременна…

– Да, и у нее тоже будет дочь Бури. Был бы мальчик – дело закончилось бы выкидышем. Да и с девочкой… Беременные в Бурю уязвимы, почти никто не рискует. В общем, мой отец, твой дед, нашел мне лучшую партию. Дочь Бури. А Алю получил Сема. Если бы все было наоборот, Анаит никогда не позволила бы ему уезжать так надолго из семьи, набраться там этих жоговых идей и стать хейсом!

– Я бы никогда не родился, – ответил я.

– Возможно. – Отец пожал плечами. – Ты знаешь, как умер твой дед?

– Это было до моего рождения, – ответил я. – Его убили на выходе из анклава. Вроде бы он был там у любовницы, по крайней мере так шептались. Я никогда не знал деда.

– Твой дед должен был стать президентом дистрикта и изменить тут вообще все. В некоторых вопросах он был жоговым придурком, готовым сломать жизнь своим детям, но в других – он был гением. Вместе с еще несколькими мужчинами и женщинами он придумал план, как сделать так, чтобы мужчины и женщины могли общаться между собой без проблем. Новые технологии, новые законы. Чуть-чуть поменять там, подправить здесь – и все.

– Ты позвал меня сюда поговорить о деде? – уточнил я.

– Поговорить о нас, – ответил отец и похлопал тихонько по пустой кровати. – И кое-куда отвезти. Дед – это отправная точка. Он сломал мне жизнь дважды: первый раз когда женил на Анаит, второй раз – когда умер, не так, не там и не тогда. Я в то время был очень обижен на Анаит, ты, наверное, не поймешь… И не мог смотреть на тебя.

– Я не твой сын? – уточнил я, пораженный внезапной догадкой.

– Что? Конечно мой! – Отец сморщил губы, и я узнал в этом жесте свой, я делал так, когда кто-то рядом тупил настолько, что мне было стыдно за него. – Я старался как можно меньше влиять на твою жизнь, чтобы не сломать тебя. Единственное – я настоял на том, чтобы ты женился именно на Айранэ. Я видел, как ты на нее смотришь.

– Спасибо, – сказал я.

Не знаю, может, правильнее жениться на ком-то, к кому не испытываешь таких чувств? Мы с Айранэ за годы в браке постепенно истерли свои чувства друг к другу. Впрочем, сейчас у меня в этой части вновь шевельнулось что-то живое и болезненное, и я не был готов к откровенному разговору на эту тему.

– Я не мог иначе, – ответил отец. – Ты поставил Будильник?

– Сегодня поставлю, – сказал я.

– Не забудь. Я не горжусь тем, что так мало уделял тебе времени. А недавно дядя Митяй сказал, что ты вообще не общаешься со своими детьми. Ты идешь по моему пути, но по каким-то другим причинам. И это неправильно. Я был не прав, а сейчас – не прав ты.

– Я подумаю над этим, – ответил я.

– Подумай, такие вещи нельзя наверстать потом. – Отец усмехнулся. – Ты не задумывался над тем, что имя Раннэ очень похоже на Айранэ?

– Нет.

– Это не случайно. – Отец посерьезнел. – Раннэ пришла за деньгами на свой стартап именно к Анаит потому, что она фанатка нашей семьи. Среди низших это встречается, когда они ставят себе недостижимые цели и идут к ним. Я видел ее архив фотографий, там много моих фото, твоих, семейных… Даже дяди Митяя в молодости… Отличие Раннэ от множества глупых и слабых мальчишек и девчонок в том, что она умная и сильная. Производное от Анаит она взять не могла, твоя мать очень жесткая женщина в некоторых вопросах, это знают все. Раннэ взяла производное от Айранэ. Анаит, когда раскопала это, уже понимала, что сможет использовать. Заставить женщину соблазнить мужчину Блеском почти невозможно. Но Анаит знала, что Раннэ дышит к тебе неровно, и использовала ее.

– Как-то слишком сложно, – сказал я неуверенно. – И что это значит? Что Раннэ на самом деле меня не любит?

– Что ты никогда не поймешь до конца, кто, как и за что тебя любит, – ответил отец. – И никто тебе честно не скажет. Пытаясь следовать чужим правилам, мы каждый раз оказываемся в ловушках, которые нас постепенно убивают. Здесь, у постели умершего Семы, я это ощущаю как никогда остро. Я хочу, чтобы ты понимал, что происходит, и, зная все – или хотя бы многое, – сам выбрал, что делать. Пойдем.

Отец встал, грустно улыбнулся, положил ладонь на кровать и сказал – явно не мне:

– С тобой хорошо спорить… Даже когда тебя нет рядом. Особенно когда тебя нет рядом.

Гоша Володиевич вывел нас из больницы, мы сели в отцовский «феникс» – пафосное длинное купе с гигантским, семилитровым газовым двигателем.

– Куда мы едем? – уточнил я, когда понял, что двигаемся мы прочь и от центра города, и от нашего дома.

– Туда, куда едут все, независимо от того, понимают ли это, – сказал отец и невесело рассмеялся.

Через пару минут мы свернули на объездную, еще минут через пять съехали с нее, и теперь я уже совершенно очевидно понимал: мы едем на кладбище.

Запарковались с южного края, там, где был отдельный вход к склепам лучших фамилий дистрикта. Прошли мимо новодела Кузнецовых, несколько лет назад переехавших из провинциальной Москвы ближе к центру Славянского Союза, мимо старинного склепа Звягинцевых – вымирающего, слабого клана, который вот-вот растащат по сильным семьям.

Я не любил наш склеп и не навещал его даже по дням памяти, хотя за это приходилось платить недовольством дядьев.

Меня бесило то, что в склепе уже было мое личное место, во втором ряду, с уже успевшей покрыться патиной табличкой «Владимир Вячеславович