— Послушай, Ода!—обратился к приятелю Сёдзо.— Не попробовать ли нам на обратном пути заглянуть туда?

Мысль эта неожиданно пришла в голову Сёдзо, когда они проезжали по Гинзе, где, как и следовало ожидать, сегодня не было обычной вечерней толчеи.

— Куда?—не сразу понял Ода.

— На их базу.

— Ты думаешь, мы сумеем пробраться туда?

— Попробуем. В редакции наверняка знают какие-нибудь тайные тропки. Может быть, и нам их укажут.

По разноречивым слухам, около тысячи солдат, участвующих в мятеже, не то укрепились в Клубе пэров, не то захватили здание парламента. Некоторые утверждали, что они засели в ресторане на Санносита, превратив его в настоящую крепость. Во всяком случае, занятия в начальных и средних школах Кодзимати 55 были прекращены, и уже одно это свидетельствовало о том, что мятеж распространился и на этот район. Как говорили, зачинщиками мятежа были молодые офицеры 3-го Адзабуского 56 полка. Они требовали немедленного проведения политических реформ в духе их идеологии и заявили, что не разойдутся и не сложат оружия до тех пор, пока их программа не будет принята властями. К ним посылались для переговоров генералы, которые должны были убедить их воздержаться от дальнейших действий. Но эти парламентеры заботились прежде всего о том, чтобы подобру-поздорову вернуться восвояси. Готовясь к возможным уличным боям, преданные правительству войска, сформированные из надежных частей, окружили базу мятежников и держали их в осаде. С мятежниками, по-видимому, можно было довольно быстро справиться, открыв по ним огонь и перейдя в атаку. Но осаждавшие части к решительным действиям не переходили, что объяснялось, как говорили, приказом командования—-щадить жизнь солдат, которые по недомыслию приняли участие в мятеже. Ни газеты, ни радио, ни листовки с экстренными сообщениями по существу ни о чем толком не информировали население, но люди откуда-то все узнавали. Слухи, передаваемые друг другу по секрету, росли, как снежный ком, и обстановка казалась все более запутанной и неясной. Подобно тому как рассказы о самых обыкновенных событиях древних времен, переходя из поколения в поколение, постепенно превращаются в легенды, так и сейчас передаваемые из уст .в уста достоверные факты обрастали всевозможными домыслами и добавлениями и в конечном счете принимали характер небылиц.

Лучше всего было бы побывать на месте и удостовериться во всем собственными глазами. Это было опасно, но Сёдзо во что бы то ни стало хотелось побывать близ лагеря мятежников, и желание это отчасти было продиктовано той склонностью к приключениям, которая свойственна почти всем молодым людям. Если бы он был здоров, когда говорил с Кидзу по телефону, то, возможно, присоединился бы к приятелю и вместе с ним пустился бы куда-нибудь. Он откровенно признался в этом Оде и, хлопнув его по толстой спине, полушутя сказал:

— Пришлось бы тебе тогда разыскивать сразу двоих.

Они вышли из такси, которое остановилось около серого каменного здания, напоминающего пакгауз. Здесь помещалась газета «Токио ниппо».

Как они и предвидели, о Кидзу в редакции никто ничего не знал. Молодой журналист, с которым они были хорошо знакомы, подтвердил, что от Кидзу действительно уже три дня нет никаких вестей. Но он считал, что беспокоиться нечего. Кидзу не обязательно было каждый день появляться в редакции, а сообщить о себе по телефону сейчас тоже не так просто. Со многими районами города телефонная связь прервана. Молодой человек говорил с ними стоя, ипритом скороговоркой. Чувствовалось, что он очень занят и куда-то торопится. Вообще в редакции была страшная суматоха. Как раз в момент верстки городского выпуска газеты пришлось. перейти к набору экстренного выпуска о мятеже. И даже в привычной для редакции суете чувствовалось сейчас небывалое напряжение, не позволявшее, видимо, терять зря ни минуты.

Канно и Ода поспешили распрощаться.

Лифт стремительно спустил их вниз. Все же эта поездка была не совсем напрасной. По крайней мере они узнали, как можно беспрепятственно добраться в район, где был лагерь мятежников.

В ближайшей закусочной они за дешевую цену получили по солидной порции итальянских макарон и, подкрепившись, вышли на улицу. До Ецуя они доехали на трамвае, а там пересели на другой, идущий до Заставы Акасака. Дальше во всем районе Кодзимати движение городского транспорта было приостановлено, и им пришлось идти пешком. На улицах было полно народу, и люди без конца откуда-то прибывали и прибывали. Было похоже, что все идут в одном направлении. Сёдзо и Ода сразу поняли, что люди стремятся попасть туда же и с той же целью, что и они. Подобно реке, которая следует изгибам своего русла, толпа двигалась по одному маршруту и скоро превратилась в широкий поток, запрудивший мостовую. Не слышно было ни громких разговоров, ни выкриков, ни взрывов смеха. Царило молчание. Если кто и говорил, то каким-то сдавленным, приглушенным голосом, и эти голоса сливались с шарканьем подошв и постукиванием всевозможных гета. Словно по общему уговору, будто стыдясь чего-то, люди старались идти тихо и шагали почти беззвучно. Шум толпы напоминал отдаленный рокот моря. Было безветренно, неколючий холод пробирал до костей.

На свинцовом, низко нависшем небе не было ни единой звездочки. На фоне этого неба четко выделялись черные, точно обуглившиеся деревья, которые шпалерами стояли вдоль бульвара или окружали великолепные особняки по обеим сторонам улицы. Хотя вечер этот ничем не отличался от обычного мирного февральского вечера, вспыхивавшие по краям неба серовато-красные зарницы — отражение огней в торговой части города — казались почему-то бесконечно далекими, чуждыми окружающей обстановке. Подняв воротник пальто, Сёдзо шагал рядом с Одой в толпе, которая черным потоком текла по зимней аллее между рядами голых деревьев. Под ногами поскрипывал снег. Кучи обледенелого снега, который сгребли за день, но не успели убрать, лежали вдоль бульвара. Пробирала дрожь, и от холода ныли пальцы. Вдруг Сёдзо почувствовал острую, пронизывающую боль где-то в животе, словно там образовался твердый комок. От этой боли он даже перестал ощущать холод. Он не подумал, что пока ему рано было предпринимать такое путешествие. Шагать приходилось осторожно, чтобы не поскользнуться на обледеневшем асфальте. Начался пологий спуск. Непрерывно нараставший людской поток неудержимо устремлялся вниз, постепенно заполняя во всю ширь проезд Тамэики. Сёдзо уже не столько шел сам, сколько его увлекала за собой толпа, и с каждым шагом ком внутри становился все тверже и боль острее. Перед трамвайной линией толпа остановилась и замерла. Пропустив вперед Оду, который был немного ниже его, Сёдзо поднялся на цыпочки и поверх голов людей, стоявших плотными рядами, старался рассмотреть, что