боимся идти в аппарат ЦК КПСС. Когда мы с Рагимовым были в Москве на совещании работников промышленности, то он сказал: „Давай вместе зайдем в ЦК к Шикину (сотрудник аппарата ЦК КПСС. — Примеч. авт.). Если я пойду один, то Мустафаев подумает, будто я жаловался на него“»[565].

Отношения в азербайджанском руководстве ухудшились до такой степени, что Москва решила вмешаться в конфликт. В республику была направлена комиссия ЦК КПСС, собравшая жалобы на грубость первого секретаря[566]. По докладу комиссии в ЦК КПСС дали указание Мустафаеву обсудить вопрос о положении в руководстве республики на заседании бюро, что и было сделано в августе 1955 года[567]. В октябре на основании этих материалов было принято постановление Секретариата ЦК КПСС «О серьезных недостатках в работе Бюро ЦК КП Азербайджана», разосланное в назидание обкомам, крайкомам и ЦК компартий союзных республик. Критике во всех этих документах подвергались как Мустафаев, так и другие члены руководства республики. Продолжая эту линию, руководство страны произвело в республике существенные кадровые изменения. Так, на должность второго секретаря ЦК был назначен Д. Н. Яковлев, заведующий сектором отдела партийных органов ЦК по союзным республикам. Как уже говорилось ранее, этим назначением был начат процесс формирования института вторых секретарей в республиках как особых уполномоченных центра. В последующем — судя по всему, в качестве компенсации за назначение Яковлева — были заменены председатель правительства республики С. Г. Рагимов и председатель республиканского КГБ А. М. Гуськов[568]. Однако конфликты в руководстве республики продолжились и после этого.

Разъедающее недоверие могло вместе с тем служить причиной поиска консолидирующей линии. В Азербайджане в середине 1950‐х годов ею вполне могла оказаться языковая проблема — усиление роли и влияния азербайджанского языка, как фактическое, так и формальное. В Азербайджане, в отличие от Латвии, за националистической повесткой дня стояла проблема сохранения руководящей сети — авторитарного разделения власти, — и именно эта проблема побудила руководство республики пойти на серьезный риск, противопоставив себя политике центра.

После смерти Сталина новое советское руководство выступило за новую, возрожденную форму коренизации. Хрущев в своих выступлениях редко затрагивал национальный вопрос. Поддержка коренизации соединялась в его реформистских проектах с общим курсом на экономическую децентрализацию. На этом фоне он до определенного момента игнорировал жалобы, касающиеся националистических настроений. Лишь получив свидетельства того, что республиканские руководители преднамеренно идут против политики центра — и в том, что касалось законов, и на практике, — Хрущев наконец начал действовать.

1958 и 1959 годы были отмечены сменой направления национальной политики. В Латвии и Азербайджане были отменены законы о языке и осуждены различные ограничения, касавшиеся прописки иммигрантов, приема в вузы и т. д.[569] В дополнение к кадровым перестановкам, прошедшим в декабре 1958 года в Туркменистане и в марте 1959 года в Узбекистане, в течение двух следующих лет были произведены замены партийных руководителей в Киргизии, Молдавии и Таджикистане, а также сняты два сторонника мягкой линии в национальной политике — секретари ЦК А. И. Кириченко и Н. А. Мухитдинов[570]. В программе партии, принятой в октябре 1961 года, подтверждалась следующая идеологическая ориентация: «Развернутое коммунистическое строительство означает новый этап в развитии национальных отношений в СССР, характеризующийся дальнейшим сближением наций и достижением их полного единства». Впрочем, Хрущев осознавал необходимость действовать осторожно. Тема национализма в значительной степени приглушалась, а чистки республиканских элит повсюду, за исключением Латвии, оказались достаточно умеренными. Более того, в большинстве республик вновь было разрешено проведение осторожной пронациональной политики после того, как наиболее сильный первоначальный эффект конфликтов уходил в прошлое.

С точки зрения республиканских руководителей, использование элементов националистической политики открывало определенные возможности для мобилизации масс. Однако в тех двух рассмотренных в этой главе случаях, где националистические настроения дали о себе знать особенно сильно, причины для обращения к ним были весьма различными. В Латвии коммунисты осознавали чрезвычайную узость социальной базы, на которую опирался режим. Если бы им удалось убедить центр в необходимости повысить привлекательность власти, занявшись вопросами языка и культуры, они бы могли привлечь больше латышей на свою сторону и успешнее решать проблему авторитарного контроля. В Азербайджане источником националистической политики, помимо ориентации на соответствующие настроения населения, служила нестабильность в руководящей сети, необходимость решения проблемы авторитарного разделения власти.

Глава 8

Скандал в Рязани

В рамках более чем тридцатилетнего периода, рассматриваемого в данной книге, важнейшей поворотной точкой в отношениях между руководством в Москве и его представителями в регионах была не только смерть Сталина в 1953 году и снятие Хрущева в 1964‐м, но также перелом, пришедшийся на конец 1960 года. Самым заметным внешним признаком этого перелома служила массовая замена секретарей.

Некоторые исследователи рассматривали эти перестановки как следствие борьбы внутри центрального руководства. Согласно этой точке зрения, чистка стала ответом на появившуюся у Хрущева возможность снимать не устраивавших его региональных секретарей в связи с грядущим XXII съездом партии, назначенным на октябрь 1961 года[571]. Мы же полагаем, что она была итогом более глубоких процессов и кризиса, связанного со стоявшей перед Хрущевым проблемой агентства. Самым явственным проявлением этого кризиса стала массовая фальсификация отчетов о выполнении планов сельскохозяйственного производства на региональном уровне, всплывшая на свет в конце 1960 года. Особенно тревожным в глазах центрального руководства был тот факт, что в большинстве случаев эти подтасовки производились с подачи людей, которые были самыми верными исполнителями воли Хрущева.

Моментом истины для Хрущева стал скандал, разразившийся в Рязанской области, в двухстах километрах от столицы. Благодаря близости к Москве Рязанская область, по словам долго стоявшего во главе ее обкома А. Н. Ларионова, была «золотым дном в Подмосковье… богатой кладовой для снабжения трудящихся промышленных центров страны, особенно Москвы»[572]. Хрущев поднимал Рязанскую область на щит в качестве образцового региона, пример которого давал Советскому Союзу возможность совершить прорыв в сельском хозяйстве, не уступающий тому прорыву, которого добился Сталин в начале 1930‐х годов в промышленности. В мае 1957 года Хрущев заявил, что через несколько лет СССР догонит США по производству молока, масла и особенно мяса[573]. Рязанская область была одним из правофланговых