– Да нет, – отказался Данька. – Я уж домой. Ребят повидаю.

– К ёжикам! – блеснул золотой фиксой дядя Слава. – Это тоже к слову о Родине. Что Родина, как не друзья и близкие? Когда есть кто ждет и к кому тянет вернуться.

«Если бы ждала!» – подумалось Клышу. И, как всегда при воспоминании о Кармелле, в груди зажглось, – жарко и душно.

ГЕНЕРАЛЬНОГО СЕКРЕТАРЯ ЦК КПСС трясло, как Незнайку за рулём. То в панике от того, что происходит со страной, со всех сил жал на тормоз. И тогда появлялся запретительный Указ «Об усилении борьбы с извлечением нетрудовых доходов» (3.05.1986 г.), то в приступе эйфории вновь газовал, и следом на свет появлялся Закон СССР «Об индивидуальной трудовой деятельности», давший старт кооперации (ноябрь 1986 г.), Закон о соцпредприятии (11.12.1986 г.). Учреждались совместные предприятия – с участием иностранцев.

Ветви власти в борьбе за власть цеплялись одна за другую. Первые (консерваторы) отчаянно пытались притормозить разгоняющийся автомобиль, реформаторы, напротив, изо всех сил газовали.

Клыша демобилизовали – по ранению. Благодаря Меншутину история с антисоветской демонстрацией осталась без последствий, и в вузе воин-афганец восстановился без труда. Пошли навстречу с досдачей экзаменов, так что к осени перевели сразу на четвертый курс.

До начала занятий вернулся домой – отлежаться. О приезде никому не сказал. Но добраться по родному городу от вокзала до дома Шёлка незамеченным было невозможно.

Уже в троллейбусе встретил Колю Рака. Непривычно свежего, побритого, благодушного. Работал, с его слов, над новым сборником стихов.

– Договор заключил. Неделю уж не пью, – не удержался, похвастался Коля. – Ощущения, будто заново родился! Рифмы вернулись!

Перед остановкой «Винный магазин «Дружба» принялся протискиваться к выходу.

– Гонорар за стихи проплатили, – стеснительно объяснился он.

В тот же вечер к Даньке ввалились ёжики – Алька с Оськой. Входная дверь оказалась не заперта.

– Ну, где здесь герой-афганец? Будущий боец невидимого фронта? – с порога бодренько вопросил Алька. – Едва вернулся, и уж от корешков легендируешься.

Они вошли в комнату и – осеклись. Герой и будущий боец невидимого фронта лежал на покрывале, уставясь в потолок. Сбоку стояло блюдце, полное окурков.

Проветрил бы, – предложил Алька.

– Проветри, – безразлично согласился Данька. Рывком сел на кровати. Поднял голову. Альку с Оськой будто стреножили. Переглянулись. Дружок сильно переменился. Взгляд его сделался пристальным, давящим. А вот вечный ироничный прищур, знаменитая монголинка, как определил его когда-то Алька, затерялась где-то в глубинах. Зато тонкий жилистый шрам от брови к губе чуть приподнял её, отчего на лице установилось выражение не сходящей усмешки.

– Досталось тебе, – лаконично отметил Оська.

Алька вытащил из запасного кармана бутылку.

– Мартель! Дядя Толечка для тебя передал. Они с Оськой на пару комбинат перестраивают. Штапель уж прикрыли. Корд вот-вот. Так что из комбинатовских труб две уж не дымят.

– Да что всё о трубах? – Клыш положил руку на Оськино плечо. – Дома как?

Оська погрустнел:

– Мама совсем разболелась. Врачи говорят, без кардиостимулятора в любую минуту. А это в Москве, да и то… Дядя Толечка обещает помочь. У него на Пироговке коны.

– Ну что ещё для тебя новенького? – Алька почесал переносицу. Выпалил. – Я в обкоме комсомола окопался.

– Ты?! – на сей раз Клыш удивился нешуточно. Комсомол и вечный фрондёр Алька в его сознании не компоновались.

– А ништяк! Всё как раньше. Только теперь изнутри подрываю. Организовываю молодёжные центры досуга. На пару с Павлюченком и Баулой. У нас, пока ты по кишлакам мотался, Горби Россию поднял на дыбы. А наездник-то никакой. Того и гляди звезданёмся!

– Как тебя с такими мыслями в аппарате держат? – усмехнулся Клыш.

– Так перестройка – мели, Емеля. Меня там за Емелю и держат.

Алька беззаботно расхохотался. Почти как прежде. Разве что прежней бесшабашности не ощущалось.

Оська меж тем разлил коньяк по стаканам.

– Ну-с, благородные доны! За то, что снова вместе! – предложил он.

Чокнулись. Клыш без эмоций выпил. Отставил рюмку. Алька внезапно, как с ним бывало, разозлился.

– Ну, будет изображать! У нас тут неделю как новый кабак открылся, весь город рвётся. Так что натягивай портки и дуем на посиделку. Там под водочку и юных тёлочек оклемаешься.

– В кабак так в кабак, – равнодушно согласился Клыш. Вышел переодеться.

Алька и Оська переглянулись. Показушное оживление схлынуло.

– Мертвее мёртвого, – определил Алька.

Оська кивнул.

– Чего он там, интересно, навидался? – он озадаченно потрепал медные свои вихры.

Ближе к восьми вечера взнервлённая толпа желающих попасть в новомодный ресторан «Лазурь» с глухим рыком накатывала на высокое крыльцо. Но будто волна о мол разбивалась о табличку «Мест нет» на запертой входной двери.

Опытный Алька провёл друзей через служебный вход и подсобку.

Местечко в забитом битком зале нашлось благодаря пассии Альки Поплагуева метрдотелю Людке Пичуевой. Она выволокла из подсобки колченогий столик, втиснула в узкое пространство у распахнутого окна, так что трое приятелей оказались едва не локоть к локтю с соседним столом, за которым отдыхали трое мужчин, уже навеселе. По особому вниманию к ним метрдотеля и официанток видно было, что гости эти особые. Штучные.

Пили соседи крепко. Поначалу доносились отдельные, вполголоса, несвязные фразы. Но разговор с каждой минутой делался горячей, сбивчевей. Наконец, кто-то буркнул в сердцах: «Посажу по сто восьмой, – и все дела!»

– Менты, – шепнул острослухий Алька.

Клыш это понял с самого начала. Возвышавшийся над остальными громила со сломанным, вдавленным носом, был тем самым мильтоном, от которого улепётывал он по подвалам Дома шёлка.

Впрочем, самим им было не до посторонних. Даже если посторонние – менты. Как когда-то, оказавшись втроём, они торопились поделиться пережитым за время разлуки. В этот раз «бурлили» Алька с Оськой – стремясь растормошить понурого товарища. Перебивая друг друга, перескакивали с одного на другое. Оська, которого выпивка превращала в говоруна, будто резьбу сносила, безостановочно рассказывал о наболевшем – о комбинате. Началась реконструкция. Он вслед за Земским настаивал на создании цеха пропилена. Образовалась глухая оппозиция во главе с главным инженером Горошко. Тот, вышедший из корда, за корд и стоял. Но сопротивлялся вяло. Всё продавливал авторитет Земского. Увлечённый, Оська брызгал слюной, даже потянулся за салфеткой, намереваясь показать расчёты.

Мимо столика прошла светловолосая девчушка.

– Гляди-ка, на Туську похожа! – заволновался Алька. Подружек Алька менял часто. И критерием выступало: насколько похожа на Наташку. Чем больше видел сходства, тем страстней делался. Но и тем быстрее остывал, разочарованный.

Алька, казалось, оставался тем же: немного шалым, искрящим фантазиями, гораздым на розыгрыши, ухахатывающимся по пустякам. В нём по-прежнему будто светил фонарик. Но с Натальиной смертью фонарик этот чуть потускнел. Батарейка подсела.

– Что ж мы всё с Оськой языками чешем! – рассердился он. – О себе расскажи. Куда теперь? В Комитет, конечно!

Клыш посмурнел.

– Понял, – не нашего ума дела! Тогда хотя бы как в Афгане воевал, можешь поделиться? Ждём боевых эпизодов. Моджахеды. Чёрные акулы.

– Груз двести не хочешь? – огрызнулся Клыш. – Давайте уж лучше о бабах, – взмолился он. Но