Я протестующе поднял руку.

– Натали…

– Пожалуйста, – попросила она, – позволь мне объясниться. Тогда, за ужином, я уже чувствовала, что мы переспим. А когда мы поцеловались, отбросила все сомнения. Я сама этого хотела. Я действительно тебя полюбила, и в тот миг мне казалось, что мы с тобой одни в целом мире. Я пыталась внушить себе, что свободна, что мой муж не лежит в палате под круглосуточным присмотром врачей. Мне даже казалось, что я могу жить сразу двумя жизнями, взяв из них самое лучшее. Могу оставаться замужем – и в то же время любить тебя. Могу переехать в Балтимор, найти там работу, пока ты учишься в резидентуре, начать с тобой новую жизнь. Я мечтала об этом, когда мы оказались в спальне…

Она замолчала, и на меня нахлынули воспоминания. Я вспомнил, как притянул ее к себе, вспомнил упругость ее тела. Цветочный аромат духов – легкий и экзотичный – вскружил мне голову, когда я целовал Натали в шею. Я чувствовал мягкость ее грудей, ощущал, как ее пальцы сжимают мою спину. Когда мы слились в поцелуе, трепещущее касание ее языка пробудило во мне волну наслаждения.

Я высвободил рубашку из брюк и наблюдал, как Натали ее расстегивает; спустя мгновение она избавилась от платья, и наши разгоряченные тела прижались друг к другу. Я начал целовать ее грудь, и тут услышал сдавленный всхлип. Натали отстранилась. Взгляд – холодный, на щеке – блестящая дорожка. Встревоженный, я отступил на шаг.

– Я не могу, – прошептала она. – Прости меня, пожалуйста.

Мы с Натали по-прежнему сидели в кафе напротив друг друга. Она глубоко вдохнула и, не поднимая глаз, продолжила:

– Тогда, в спальне… ты поцеловал меня чуть ниже ключицы. Совсем как Марк когда-то. И я вдруг увидела его перед собой – лежащего без движения в стерильной палате, с трубками аппаратов. Я так и не смогла убрать эту картинку из головы. Я ненавидела себя за то, что так с тобой поступаю. Я хотела тебя, хотела близости – но не могла ничего поделать. Это казалось мне… неправильным. Словно я вот-вот сделаю то, о чем потом пожалею – хотя жаждала этого больше всего на свете. – Она прерывисто вздохнула. – Я просто хочу еще раз попросить у тебя прощения.

– Я уже говорил тогда: тебе не за что извиняться.

– Помню. И почему-то от этого мне еще тяжелее. Ты был так добр ко мне.

Я бережно накрыл ее ладони своими.

– Несмотря ни на что, я бы не задумываясь все повторил.

– Я ведь лгала тебе.

– Не лгала, – возразил я. – Ты просто… кое о чем умолчала. Мы все так поступаем. К примеру, я не говорил, что вдобавок к уму и красоте я неплохо застилаю крыши брезентом.

Впервые за вечер она слабо улыбнулась. Легонько сжала мою руку и тут же убрала свою.

Подняв бокал, Натали произнесла:

– За Тревора Бенсона! Ты прекрасный человек, Тревор.

Я понимал, что это снова конец, однако, выдавив улыбку, поддержал тост. Мы стукнулись бокалами, и я добавил:

– Ты тоже прекрасный человек, Натали.

Глава 19

Хотя я снова не выспался, с утра я чувствовал себя неплохо. Пальцы не дрожали, настроение – ровное, так что после пробежки я наградил себя тройной порцией кофе. Я думал заехать за Натали, но она настояла на встрече в аэропорту. Очевидно, не хотела, чтобы люди увидели, как мы вместе выходим из машины и садимся в самолет, будто парочка влюбленных.

Я первым зашел в терминал и зарегистрировался на рейс. Натали появилась через десять минут, когда я уже стоял в очереди на досмотр. В зале ожидания я занял для Натали соседнее место, однако она села в трех рядах от меня. Лишь на борту самолета мне наконец представилась возможность с ней заговорить.

– Добрый день, – учтиво произнес я, когда Натали, протиснувшись мимо, заняла кресло у окна. – Меня зовут Тревор Бенсон.

– Заткнись, – отмахнулась она.

Я надеялся, что мы немного поболтаем, но Натали сразу же закрыла глаза и, устроив ноги поудобнее, уснула. Интересно, сколько ее знакомых летит этим рейсом?

Полет длился чуть больше часа. Покинув самолет, мы отправились к стойке проката автомобилей. Еще дома я запросил в аренду привычный внедорожник, и к нашему прилету машина дожидалась у аэропорта. Вскоре мы уже ехали в Хелен.

– Похоже, ты неплохо вздремнула в самолете, – заметил я.

– Я устала, – ответила Натали. – Ночью мне не спалось. Зато я вчера успела поговорить с местными полицейскими и шерифом – перед тем, как мы поехали в больницу.

– И как?

– Ни полиция, ни шериф не нашли сведений о беглянке по имени Келли. Даже не знаю, смогут ли они нам помочь.

– Я все-таки надеюсь, что мы докопаемся до правды.

– А еще я хочу объяснить, почему так вела себя в аэропорту, – проговорила Натали.

– Не волнуйся, – успокоил ее я. – Я понимаю, почему ты меня избегала.

– Ты не сердишься?

– Конечно, нет, – улыбнулся я. – Тебе же еще жить в Нью-Берне.

– Да, а ты скоро уезжаешь, – вздохнула она.

– Меня ждет новая жизнь.

Я почувствовал взгляд Натали и подумал: скажет ли она, что будет по мне скучать? Не сказала. Я тоже не озвучил, что буду по ней тосковать. Мы прекрасно это знали и без слов. Весь путь мы почти не разговаривали: молча следили за дорогой и, оставшись наедине со своими мыслями, гадали, куда они нас приведут.

Натали не ошиблась: Хелен оказался крошечным городком, однако на удивление живописным. Похоже, местные архитекторы черпали вдохновение в альпийских деревушках Баварии. Разноцветные домики с красными черепичными крышами жались стена к стене, некоторые – с декоративными рейками на фасадах или даже с башенками. Очевидно, в эти края частенько приезжают туристы – ходят в походы, спускаются по зиплайнам[54], сплавляются на резиновых лодках по реке Чаттахучи, а ночуют в уютных домиках – довольно экзотических для северо-восточной Джорджии.

Мы с Натали еще не завтракали, поэтому заглянули в небольшую закусочную в центре города. Там и обсудили план действий, пока состоявший из двух пунктов: зайти в полицейский участок и к шерифу. Я надеялся, что нам не придется стучать в двери и расспрашивать прохожих, как предполагала Натали, но идеи получше у меня не родилось. Жаль, я не додумался сфотографировать Келли, – вдруг снимок помог бы местным ее вспомнить? Впрочем, я сомневался, что девушка позволила бы себя запечатлеть.

Первой остановкой стал полицейский участок, располагавшийся в здании, которое больше походило на жилой дом, чем на муниципальное учреждение, зато прекрасно вписывалось в пейзаж. Начальник полиции – Харви Робертсон – дожидался нас у входа. Высокий и тощий, с седыми редеющими волосами, он разговаривал с сильным южным акцентом. Мистер Робертсон проводил нас в участок и предложил сесть. После краткого знакомства он протянул нам папку из манильской бумаги[55].

– Здесь, как