у Марка поднялась температура. Ему становилось все хуже, так что мы обратились в больницу, и мужу поставили диагноз – грипп. В воскресенье мы все равно собирались домой, так что не стали особо волноваться. Однако на следующий день, в дороге, у Марка начался жар. Я хотела остановиться в Уилмингтоне, но муж попросил меня отвезти его домой. Когда мы вернулись в Нью-Берн, столбик на градуснике достиг отметки «40». Мы сразу же поехали в больницу, однако врачи еще день не могли понять, чем именно болен Марк. К тому времени температура подскочила до 41,1, и ее не сбивали никакие антибиотики. Это оказался скверный, очень болезнетворный штамм. Высокая температура держалась неделю, а на восьмой день Марк впал в кому. Затем, когда температура понизилась, он открыл глаза, и я уже решила, что худшее позади. Однако он, похоже, перестал меня узнавать, а потом… – Глотнув вина, Натали продолжила: – Когда он пробыл в больнице еще месяц, всем стало ясно, что это – вегетативное состояние. В конце концов мы подыскали для него хорошее место. Там он с тех пор и живет.

– Это ужасно, – произнес я, не в силах подобрать слова. – Даже не представляю, как тяжело тебе пришлось – и приходится до сих пор.

– В прошлом году было хуже, – ответила Натали. – Тогда я все еще надеялась. Теперь надежды почти не осталось.

Я сидел как на иголках, вина не хотелось вовсе.

– Это Марка ты полюбила еще в колледже?

Натали кивнула.

– Он был таким милым парнем. Красивым, скромным и ни капельки не надменным – что удивительно, ведь он из богатой семьи. Его родители владеют автосалоном здесь, в Хейвлоке, и еще двумя или тремя в других городах штата. В колледже Марк играл в лакросс, и я часто за ним наблюдала с трибуны. Он не настолько преуспел, чтобы заслужить стипендию, но, получив место в команде, он не пропустил почти ни одной игры за два года. Он бегал, как антилопа, и забрасывал мяч в ворота почти из любой позиции.

– Значит, ты влюбилась с первого взгляда? – решил я.

– Не совсем. Мы встретились на танцах. Я была с другим парнем, а он пригласил на свидание девушку. В итоге она не пришла, мой друг куда-то отчалил, и мы с Марком разговорились. Должно быть, я дала ему свой номер, потому что потом получила кучу эсэмэсок. Нет, он меня не преследовал… Где-то через месяц мы договорились пойти в пиццерию. Мы встречались вплоть до окончания колледжа – два с половиной года. Через год обручились, а еще год спустя сыграли свадьбу.

– Вы жили счастливо?

– Да, – ответила Натали. – Вы с Марком обязательно подружились бы. Он был прекрасным человеком – энергичным, заботливым. То есть, – поправилась она, – он и сейчас такой. Замечательный. – Она снова отпила вина и тут заметила, что мой бокал пуст. – Ты ничего не выпьешь?

– Сейчас закажу, – пообещал я. – Просто задумался.

– Я должна перед тобой извиниться. За то, что не рассказала все сразу.

– Даже если бы я знал, – возразил я, – наверное, все равно пришел бы на фермерский рынок и пригласил тебя посмотреть пасеку.

– Приму за комплимент, – смущенно улыбнулась Натали. – Однако… ты должен знать, что это ни для кого не секрет. Многие в городе наслышаны про мою ситуацию. Марк вырос в Нью-Берне, его семью уважают местные. Если бы ты поспрашивал, то быстро обо всем узнал бы.

– Мне даже в голову не пришло о тебе расспрашивать. Вообще-то, я мало с кем тут знаком до такой степени, чтобы вести задушевные беседы. Кстати, мне любопытно, почему ты не носишь обручальное кольцо?

– Ношу, – возразила Натали. – Оно у меня на шее.

Она достала из-за ворота цепочку, и я увидел изящное колечко из розового золота – вероятно, от «Картье».

– А почему не на пальце? – удивился я.

– В колледже я начала тренироваться в спортзале и с тех пор занимаюсь – не очень рьяно, делаю по нескольку подходов на разных тренажерах. С кольцом в спортзале неудобно, к тому же я боялась его поцарапать. Так и привыкла носить на цепочке. А когда стала помощником шерифа, решила: чем меньше обо мне будут знать – тем лучше.

– Марк не возражал?

– Нисколечки. Он никогда меня не ревновал. Я сказала, что хочу носить кольцо ближе к сердцу. И не лгала.

Я отпил воды из стакана – смочить пересохшее горло. Чтобы Натали не волновалась, глотнул и вина – слишком кислого, на мой вкус.

– А как отнеслись к Марку твои родители?

– Души в нем не чаяли, – ответила Натали. – Но все же они мои родители. Я говорила – теперь они очень за меня переживают.

Это потому, что Натали работает в полиции, думал я раньше. Как же я ошибался.

– Похоже, Марк сейчас в надежных руках, – заметил я.

– Больница первоклассная, – согласилась Натали. – Для тех, кто не бедствует. Страховка покрывает далеко не все расходы – остальное оплачивают родители мужа. Для них нет ничего важнее. Для меня – тоже.

– А что, если…

Натали продолжила за меня:

– Что, если мы отключим его от аппаратов? Не думаю, что это случится.

– Никогда?

– Это не мне решать, а его родителям.

– Но ведь ты – его жена.

– Медицинская доверенность у них, – объяснила Натали. – Так что им решать, не мне. В восемнадцать Марк получил доступ к трастовому фонду. Он подписал целую кипу бумаг, включая ту, что оставляет за его родителями право отключить его от аппаратов жизнеобеспечения. Думаю, он сразу же об этом забыл. Его гораздо больше расстроило, что перед нашей свадьбой его родители настояли на брачном контракте. Они не оставили ему выбора, а мне было, по большому счету, все равно. Я же думала, что мы никогда не расстанемся, вырастим детей и состаримся вместе.

– Ты обсуждала с родителями Марка его будущее?

– Один или два раза, но разговор не задался. Его мать очень набожна, и для нее отключение от больничных аппаратов равносильно убийству. В последний раз, когда я завела об этом речь, она напомнила, что неделей раньше Марк открыл глаза и посмотрел на нее. Она сочла это переменой к лучшему. По ее мнению, если постоянно молиться, в один прекрасный день Марк очнется, и болезни как не бывало. Что до его отца, тот просто не хочет спорить с женой.

– Значит, ты так и живешь в неопределенности.

– Пока – да, – вздохнула Натали.

– Ты можешь подать на развод, – заметил я.

– Не могу.

– Почему же?

– Если есть хоть малейший шанс, что Марк поправится, я его не упущу, – отрезала Натали. – Я поклялась оставаться ему женой в болезни и здравии. Быть верной в здравии легко; лишь во время болезни проверяется настоящая любовь.

Возможно, она была права, но, как по мне, это больше походило на мученичество. Впрочем, кто я такой, чтобы судить?

– Понимаю.

– Еще я хотела бы извиниться за ту ночь у тебя дома. После