– Дождаться не могу.

И это была чистая правда.

Даже после того, как я закрыла за Брайсом дверь, тетя не проронила ни слова. Нет, она искусно притворялась, что увлечена чтением, удержалась от замечаний, полных скрытого смысла, но я ощущала ее обеспокоенность, хотя мне и казалось, что я парю в воздухе.

Спала я хорошо, лучше, чем в предыдущие недели, и проснулась, освеженная сном. Завтракали мы вместе с тетей, затем фотографировали с Брайсом неподалеку от его дома, потом работали вместе с его мамой на компьютере. Брайс сидел рядом со мной, излучая жар, и от этого сосредоточиться у меня получалось с трудом.

Пообедав у него дома, мы сели в его пикап. Я думала, Брайс везет меня обратно к тете, но он свернул на улицу, по которой я проезжала десятки раз, но никогда не замечала толком.

– Куда мы едем? – спросила я.

– Сделаем по-быстрому крюк в Великобританию.

Я заморгала.

– То есть в Англию? Ты говоришь о стране?

– Именно, – он подмигнул. – Сейчас увидишь.

Мы миновали небольшое кладбище слева от нас, затем еще одно, справа, и Брайс свернул на обочину. Мы вышли, он подвел меня к гранитному памятнику рядом с четырьмя прямоугольными могильными плитами в окружении сосновой коры и букетов. Весь маленький мемориальный комплекс был обнесен штакетником.

– Добро пожаловать в Великобританию, – объявил Брайс.

– Ты меня совсем запутал.

– В 1942 году траулер британского флота «Бедфордшир» был торпедирован германской подлодкой неподалеку от здешнего побережья, четырех погибших вынесло волнами на берег в Окракоуке. Двоих удалось опознать, еще двое остались неизвестными. Их похоронили здесь, и этот участок навечно передан Британскому Содружеству.

На памятнике содержалось больше сведений, в том числе имена всех находившихся на траулере. С трудом верилось, что германские подводные лодки шныряли в местных водах, у пустынных островов. Неужели им не следовало быть где-нибудь совсем в другом месте? В моих учебниках истории были разделы о Второй мировой войне, но мои представления о ней опирались скорее на голливудские фильмы, чем на книги, и я вдруг отчетливо представила, как страшно, наверное, было оказаться на борту траулера в тот момент, когда взрыв вспорол его корпус. Меня ужаснуло то, что из тридцати семи человек, находившихся на борту, нашли тела лишь четырех, – что же стало с остальными? Затонули вместе с судном, были погребены в его исковерканном корпусе? Или их выбросило на берег где-то в другом месте, а может, унесло далеко в море?

От этих мыслей меня бросило в дрожь, но с другой стороны, на кладбищах мне всегда становилось не по себе. Мои бабушки и дедушки умерли все четверо еще до того, как мне исполнилось десять, и родители возили нас с Морган на их могилы, где мы оставляли цветы. Думала я при этом лишь об одном: что меня со всех сторон окружают умершие люди. Да, смерть неизбежна, но я предпочитала о ней не задумываться.

– Кто приносит сюда цветы? Родственники?

– Скорее всего, береговая охрана. Это же они ухаживают за участком, хоть он и считается британской территорией.

– А почему здесь вообще оказалась германская подлодка?

– Наш торговый флот принимал на борт грузы в Южной Америке, или на Карибах, или еще где-нибудь, а затем следовал за Гольфстримом на север и в Европу. Но поначалу торговые суда двигались медленно и без охраны, поэтому становились легкой добычей для подлодок. Десятки таких судов были потоплены у самого берега. Вот почему «Бедфордшир» находился здесь. Чтобы обеспечивать им защиту.

Пока я разглядывала ухоженные могилы, меня осенило, что многие матросы на борту траулера наверняка были немногим старше меня и что у четверых похороненных здесь остались родственники за океаном. И я задумалась, смогли ли родители погибших хотя бы раз приехать в Окракоук, увидеть, где упокоились их дети, а также о том, насколько тяжело дался им этот приезд – или дался бы, если бы он состоялся.

– Мне здесь грустно, – наконец призналась я, понимая, почему Брайс не предложил взять с собой фотоаппарат. Такие места лучше помнить не по снимкам.

– Мне тоже, – кивнул он.

– Спасибо, что привез меня сюда.

Он сжал губы, мы еще немного постояли и направились обратно к пикапу, шагая на этот раз медленнее, чем обычно.

Он завез меня домой, я основательно вздремнула и позвонила Морган. С тех пор, как приезжали родители, я звонила ей пару раз, наш разговор продолжался минут пятнадцать. Точнее, Морган болтала без умолку, а мне оставалось слушать. Закончив разговор, я начала собираться на свидание. Из одежды мой выбор был ограничен джинсами на резинке и новым свитером, полученным в подарок на Рождество. К счастью, прыщей в последнее время поубавилось, так что мне не пришлось замазывать их тональником или пудрой. Не стала я злоупотреблять и румянами, и тенями для глаз, но на губы нанесла блеск.

Впервые за все время я признала, что определенно выгляжу беременной. Лицо округлилось, я вся как-то… увеличилась, особенно грудь. Мне явно требовался лифчик размером побольше. Придется поискать после церкви, и в этом было что-то неуместное, но ничего другого мне не оставалось.

Тетя Линда хлопотала у плиты, готовила бефстроганов, и я знала, что на ужин к ней придет Гвен. От аппетитных запахов ее стряпни у меня заурчало в животе, и она, наверное, услышала это.

– Фруктов не хочешь? Перебиться до ужина?

– Да ничего, – отказалась я и села за стол.

Несмотря на мой ответ, она вытерла руки и выбрала яблоко.

– Как прошел день?

Я рассказала ей про работу в «Фотошопе» и поездку на кладбище. Она кивнула.

– Каждый год одиннадцатого мая, в годовщину гибели судна, мы с Гвен ездим туда возлагать цветы и молиться за души погибших.

Так я и думала.

– Вы молодцы. А в пабе «У Говарда» ты когда-нибудь бывала?

– Много раз. Он единственный здесь открыт круглый год.

– Не считая твоего магазина.

– У нас же не настоящий ресторан. А ты неплохо выглядишь.

Она быстро нарезала яблоко ломтиками и поставила тарелку на стол.

– Я выгляжу беременной.

– Никто этого не заметит.

Она вернулась к чистке грибов, а я сжевала ломтик яблока и обнаружила, что именно это и надо моему желудку. Но вместе с тем задумалась…

– Насколько тяжело проходят роды? – спросила я. – Ну, если про них ходит столько страшных историй?

– Мне трудно ответить. Я ведь никогда не рожала, так что не могу опираться на личный опыт. И присутствовала при родах лишь нескольких девушек, которые попадали к нам. Гвен, наверное, лучше сможет ответить на твой вопрос, поскольку она акушерка, но насколько мне известно, схватки – штука неприятная. И все же не настолько ужасная, чтобы женщины отказывались проходить это испытание в следующий раз.

Это звучало логично, хоть спрашивала я не совсем об этом.

– Как думаешь, стоит мне взять ребенка на руки, когда он родится?

Ответ она обдумывала несколько секунд.

– И на