Шрифт:
Закладка:
Рина собралась с духом и начала подниматься. Спустя пару ступеней она заметила в стене стальные петли. Они находились далековато друг от друга, но очень помогали идти. Рина старалась дышать животом, чтобы не паниковать. Так учил папа. Под ногами осыпались мелкие камни и слышался странный шум, но Рина не давала себе смотреть вниз.
До тех пор, пока ей в ботинок не вцепилась Собирашка.
Она взобралась наверх прямо по отвесной скале. Тварюшка была маленькая, но целиком состояла из столовых приборов, консервных банок и открывалок. Лицом ей служила круглая жестянка, покрытая эмалью с изображением румяного женского лица, – верхняя крышка от пудреницы.
Рина вскрикнула от резкой боли в стопе и чуть не сорвалась вниз. В тот момент она держалась за стальную петлю, и только это ее и спасло. Собирашка была тяжелая. Рина пыталась сбросить ее, но ничего не выходило: та вцепилась в ботинок намертво, в паре мест проткнув его ножами и задев ногу. В ботинке захлюпала кровь.
«Не паникуй. Не паникуй, иначе сорвешься».
Крича от боли, Рина опять попыталась стряхнуть Собирашку. Не вышло. Та пыталась вскарабкаться на нее, но пока не могла зацепиться остальными конечностями за скалу.
«Сейчас или никогда!»
Держась за петлю, Рина резко присела и расстегнула туго затянутый ремешок ботинка. Обувь была ей велика, поэтому ботинок вместе с носком легко соскользнул с ноги, а вместе с ним и Собирашка ухнула вниз.
Рина смотрела на нее пару секунд, судорожно дыша, а потом услышала, как за спиной грохнулась дверь. Собирашки выломали ее.
– Только не это!
Рина похромала вверх по лестнице в одном ботинке и чуть не поскользнулась на собственной крови. Нож порезал левую ногу, и ступня стала скользкой, но жалеть себя было некогда.
«Я не могу тут умереть. Только не за шаг до победы!»
Обернувшись, Рина увидела, что Собирашки ползут за ней, сбивая друг друга в пропасть.
Пришлось на время забыть о страхе высоты и почти побежать наверх.
Каменная лестница поднималась все выше и выше и наконец вывела Рину на ровную каменную площадку. Она упиралась в еще более высокую скалу, куда был вмонтирован Ветродуй. Увидев гигантское ветровое колесо, Рина на миг застыла, пораженная его масштабами. Оно было даже больше колеса обозрения в Дитромее. И каждая лопасть – с яхту величиной.
Перед Ветродуем стоял металлический ящик, чем-то похожий на игровой автомат. В нем было семь отверстий, шесть из которых уже заполнили. И только последнее – в центре круга – пустовало. – Вот оно! – выдохнула Рина и побежала к ящику, на ходу доставая кнопку.
Нижнее крыло Ветродуя стояло вертикально, почти касаясь земли, и в нем, как в зеркале, Рина увидела себя. Грязную, хромающую, в изорванной одежде, со спутанными пыльными волосами, но с очень решительным взглядом.
Побег от кудесников заставил ее забыть о проклятье, и она не сразу поняла, что не так. Ее вдруг резко обдало холодом, а потом жаром, она вся покрылась мурашками. Воздух вокруг ветрового колеса казался густым и наэлектризованным, как внутри грозовой тучи.
Чем ближе Рина подбиралась к Ветродую, тем сильнее менялся пейзаж в отражении. Вместо скального плато, низкого солнца, зависшего над степью, и шатровых мельниц вокруг Крестоля, Рина увидела зеленые холмы Рыбоводья. А еще прямо перед ней стояла Букашка. Абсолютно целая и такая яркая, словно ее недавно покрасили. Неподалеку сидел папа в своем любимом синем костюме с вышитыми облаками. На спинке раскладного стула развевался на ветру пиджак с серебристой подкладкой. Папа смотрел на деревню и писал закатную акварель. Он был такой живой, такой настоящий, что, казалось, стоит подбежать, и в нос ударит запах кедрового одеколона.
– Папа! – крикнула Рина.
Он отвлекся от холста и с улыбкой помахал ей. – Ты сегодня припозднилась с прогулкой! Я уж думал, до заката не успеешь, и можно будет с чистой совестью запретить тебе блуждать в одиночестве по полям, пусть и в поле моего зрения.
– Как раз к ужину! – крикнула мама из окна Букашки. – Помоги нам накрыть на стол.
Ее голос прозвучал откуда-то сзади. Рина обернулась и поняла, что фургон все это время стоял за ее спиной. Она опять посмотрела на свое отражение, но увидела вместо него деревню.
– Давай быстрее, есть хочу! – крикнул Альберт, подходя к раскладному столу со стопкой чашек. – Все давно готово! Только тебя и ждем!
Рина с удивлением оглядывала зеленые холмы Рыбоводья и море. Она не могла понять, что с ними не так. Это был самый обычный весенний вечер. Она только что вернулась с прогулки, здорово проголодалась и замерзла. И еще почему-то сильно болела нога.
– Мам, у нас осталась мазь для ушибов?
– Ты опять стукнулась или натерла?
– Я… – Рина посмотрела на свои ноги и увидела ярко-красный ботинок, какого у нее никогда раньше не было. Левая ступня оказалась босой, из нее текла алая кровь.
И тут Рину пронзило воспоминанием: Собирашка, скала, обрыв. Рина судорожно задышала и, когда подняла глаза, увидела вместо холмов скальное плато, по которому прямо на нее бежала грохочущая толпа.
– Мамочки!
Рина бросилась к железному ящику. Кнопка вошла в него легко, стоило только немного ее покрутить, чтобы состыковать детали. Рина вставила цилиндрик до щелчка и нажала в центр кнопки, чтобы запустить механизм.
– Давай же! Быстрее! – молила она, в панике оглядываясь на Собирашек.
Седьмая лопасть все никак не выходила. Ни после второго нажатия, ни после третьего. Собирашки уже почти нагнали Рину. Ждать было больше нельзя, и она из последних сил похромала к Ветродую, стараясь смотреть себе под ноги.
Она не успевала. Она не могла успеть с такой ногой.
Собирашки были совсем близко.
Секунда, и в Рину вцепилось сразу несколько грязных клешней. Она завизжала и упала на колени, закрыв голову руками.
– Я не хочу умирать! Не хочу умирать! Только не сейчас, пожалуйста! Все же почти закончилось!
И Ветродуй услышал ее мольбу.
Нет, он не выпустил седьмую лопасть, и ветровое колесо не закрутилось в обратную сторону. Просто когда Рина упала на колени и вся сжалась в комок, Собирашки увидели за ней, в зеркальном крыле, свои отражения.
Грязные клешни тотчас отпустили Рину, она услышала громкий шум и возню. Обернулась и увидела, что кудесники бегут прочь. Огромное зеркало так напугало их, что они сбивали друг друга и один за другим в истерии падали прямо в пропасть. За минуту на плато не осталось ни одной Собирашки.
Рина зарыдала
