«Теперь понимаю, почему стрелялись банкроты, — думал он, сидя на жёстком горячем пеньке на краю пожухлого картофельного поля. — Несколько неудач — и человек готов на крайность. Сколько надо выдержки, терпения и воли, чтобы жить человеку без надежд? Но ведь жили, понимая, что никогда жить иначе они не будут! Тут же какое-то поле с не уродившейся картошкой ввергло меня в катастрофическую панику! Нехорошо! Взялся за гуж — тяни, как бы тяжело ни было. Что нужно делать, чтобы выправить положение? Надо было застраховать урожай. Надо, надо… Надо было думать до того, а не после. Пора отвыкать от русского нашего извечного «авось». Авось, пронесёт, авось наладится… Если запахать всё поле и засеять какой-нибудь культурой, которая сгодится на корм нашим ещё несуществующим бычкам? Это идея! Даже если продать кому-то. У кого есть эти бычки и коровы — тоже будет хоть что-то! А если и этот урожай псу под хвост? Двойной проигрыш! Должен же в конце концов когда-то пролиться этот проклятый дождь! Не в декабре же ему идти! В декабре надо ждать другой беды: как спасти бычков от морозов, как напоить их, если промёрзнут все проруби и скважины? Дались мне эти бычки и скважины! Жил без них и не тужил, и жил бы ещё сто лет. Слава Богу, не все так думают, потому и жива ещё Россия! Раскудахтался. Расслюнявился из-за какого-то клочка картофельного поля! Полстраны немцу отдали и победили! Наполеон в Москве прохлаждался, и был наголову разбит! Картофельное поле! Тем и велик человек, что думать может! Вот и думай, коль ты человек! Восстанавливай, как того вдруг тебе захотелось, свою Духовщину! Созидай! Твори! А кто меня этому учил? Никто! Отца, деда учили. Они работали-работали, ждали долго обещанной, счастливой, почти райской, жизни. И ведь дождались! Только не для них была та жизнь. И у нас не лучше. Для Рабиновичей, Сечиных-Есиных и прочих Миллеров, оказывается, строили платформу наши отцы, а мы дали им власть и право на эту райскую жизнь! Вот они-то живут, как и цари не жили! Вот тако, как сказал бы дед Матвей. Наше поколение хорошо учат на личном примере, как безнаказанно и много воровать! Да вот крестьянской натуре, сродни Иисусовой, осточертело противиться! Ум говорит: «Обогащайся!» А натура закатывает истерику: «Побойся Бога!» И ум безразличен к обогащению, и Бога не боюсь — так, наверное, и буду прозябать до поры до времени в качестве «ни то ни сё».

Стреляться не пришлось: спас, очевидно, Господь, дав, таким образом, ещё один шанс возродить Духовщину — он ниспослал не дождь, а лавины воды! Земля из сухой вмиг превратилась в грязную огромную лужу. Вода залила все низкие места и стояла там, насмехаясь над людьми, она как бы говорила: «Вот вы — цари природы, а я — сама природа и, что захочу, то и сделаю, а вы, цари, думайте, кто из нас главнее».

— Может, какой канал прорыть от поля, чтобы воду сбросить? — высказался за ужином Сергей.

Все молчали, потому что никто не знал, хорошо это или плохо.

— Не пригнать бы нам ещё воды по вырытому каналу, — выразил опасения Пётр после долгого общего молчания.

— Геодезиста пригласить, — предложил Сергей.

— Тогда уж лучше мелиораторов, чтобы они по науке всё сделали, — сказал своё и Анатолий.

— Идея хороша, да нету ни гроша! — высказался поэтическим слогом по этому поводу Сергей. — Больше того скажу: неплохо бы заодно и поливочное оборудование установить. Засуха — дождь из труб; ливень затопил у всех поля, у нас сухое поле — сработала ирригационная система.

— «По щучьему велению, по моему хотению…» — кивая головой в такт словам, изрёк Анатолий. — Сказка остаётся сказкой, а нам надо по старинке: заступ в руки и — вперёд! С засухой сложней, тут с ведёрком не набегаешься, но если подумать, то и тут что-то можно сообразить. От речки пожарной помпой, например, качать воду на поля. Или из цистерны на колёсах насосом через форсунки поливать… Думать надо.

— Объявляю конкурс на лучшее предложение по увеличению урожая в нестандартную погоду. Вот так! — Сергей вполне серьёзно посмотрел на своих коллег-дилетантов в хозяйственных делах.

— Премия? — также серьёзно спросил Анатолий.

— Резиновые сапоги! Утеплённые. Финские!

— Мне нужна соломенная шляпа! Канапе.

— Сплетём! Делов-то!

26

Любовь к Юле, это неожиданное для самого Анатолия чувство, не угасало, а росло. Ждал её каждую среду — в этот день она приезжала с Томкой на свои художества, как выражалась Нина. В этот день он старался быть в деревне, надевал самые лучшие одежды, чистил до блеска туфли, брился и обильно поливал себя дорогим одеколоном. К одиннадцати часам выходил за ворота и ждал серый вездеход с кривым бампером и вмятиной на крыле. Вот и сейчас он за воротами и, щурясь, всматривается в краешек мелколесья — оттуда должен выскочить тупорылый носитель его счастья. Они ждут встречи, встречаются, говорят, счастливо улыбаясь друг другу, обыкновенные слова, но для них они совсем не обыкновенные. Они носители чувств. Высоких чувств!

Вот и лёгок на помине! Томка сигналит со всей мочи, мигает светом фар, Анатолий с улыбкой во всю ширь в ответ им машет руками. У ворот они встречаются, обнимаются… Бог ты мой, как прекрасен этот миг! Запах молодой кожи и волос, жар от рук и плеч!

— Вот вам бруски и гвозди, — передаёт Томка тяжёлый пакет Анатолию. — Да оторвись ты от неё! — нарочито громко и сердито говорит она Анатолию, держащему руки Юли в своих руках. — Ромео и Джульетта из Магочанского уезда! Имейте в виду, до сезона свадеб не так и много осталось — три месяца. Заявления принимают тоже за три месяца — намёк поняли? Жених, деньги заработал на свадебный ритуал? Гостей привалит куча, напоить да накормить их только станет в копеечку! Или на родителей, как все, надеетесь?

— Накормим, напоим и спать уложим, — ответил Анатолий, не выпуская податливых рук Юли.

Свадьбу сыграли скромно. Нина с Сергеем предлагали праздновать в Духовщине. Места много, говорили они, приготовить есть что и есть где, погода стоит прекрасная. Действительно, погода стояла прекрасная! Небо чистое-чистое, солнце и тишина… Тишина во всём: в воздухе, прозрачном и бодром, в голубом безоблачном небе, на приготовившейся ко сну и отдыху земле. Изредка эту вселенскую тишину нарушал печальный крик пролетавших журавлей. Каждый, заслышав его, поднимал голову и разыскивал в безмерном пространстве ниточки плывущих к югу птиц, найдя, или улыбался какой-то странной, совсем неземной, улыбкой, или