Шрифт:
Закладка:
— Вот наша Сучанка, — гордо заявил Сергей. — В детстве казалась мне великой рекой, а потом, когда увидел после долгого скитания по земле, то удивился и огорчился.
— Када я был мальчонкой, — кивнув на речку, сказал дед Матвей, — она вон аж туда разливалася. Больша была така. Теперь шибко обмелела. Леса не стало — и речка обмелела. Лес сразу за огородами ране стоял, больши лиственницы были. На дрова да на каки-то постройки всё вырубили. Мы с дедом тута рябчиков стреляли, а чуть подальше, вон на той горе, — показал рукой на лысый холм, — на глухаря бегали. Всё вырубили.
— Если её перегородить плотиной, то неплохой пруд получится, — возбудились хозяйственные струнки у Сергея. — Запустим карпа, карася, белого амура…
— Пляж бы детишкам тут засыпать песочком, — дополнила Сергея Нина.
— Всё сделаем! Только бы денег нам заработать чуть-чуть!
— Чуть-чуть до хорошего осталось! — засмеялась Нина.
— Много осталось, но главное есть — желание!
— Дед мой Фёдор сказывал, када сюды приехали оне, тута тайга стеной стояла, козы табунами ходили, медведи у деревни шастали долго. Теперя…
— Смотрите, смотрите! — закричала Юля, показывая на речку, где она изгибалась, натолкнувшись на холм. И все увидели, как козочка с козлёнком пили из речки.
— Ну, вот! — радостно воскликнул Сергей. — Живёт природа! Будет жить! Куда ж без неё, а ей без нас!
Томка с Юлей ночевали у Нины. Они долго не могли уснуть, всё болтали и болтали. Луна перестала глядеть в их окно, ушла за глухую стену, а они всё никак не могли наговориться.
— Как тебе этот «сероглазый Король»? — вдруг спросила Томка.
— Больно уж умный! Только его и слушали все, — вяло отозвалась Юля и прислушалась в ожидании, что же на это скажет Томка.
— Да, глупым его не назовёшь, — согласилась Томка. — Но это не должно быть ему укором.
— Если он такой умный…
— …то почему тут? — продолжила Томка фразу, начатую Юлей.
— Да. Так.
— Я его об этом не пытала, но мне кажется, ответ простой: он не только умный, но и порядочный. Не хочет грызться за брошенную в пыль кость.
— На что он живёт, если не борется за эту кость?
— Поддерживает идею Сергея, живут, практически, тем, что Бог послал.
— А семью на что думает содержать? Он же думает о семье?
— Наверное, не думает.
— Так бобылём и будет куковать?
— Он уже был женат. Не очень удачно, даже хотел покончить с собой, вот теперь и осторожничает. Напуганная ворона и куста боится.
Юля привстала, услышав это.
— Наверное, красивая и алчная была?
— Отнюдь. Маленькая, толстая и алчная.
— Наверное, старше и опытней?
— Старше. Но главная причина в другом — он был калекой и считал за счастье, что ему не отказала хоть такая. А потом пошло-поехало.
— Каким же он был калекой? Он же…
И Томка подробно, всё, что знала о жизни Анатолия, рассказала Юле.
— Как жалко его, — тихо призналась Юля. — Столько страданий пережил.
— Страдания ведь просто так не даются человеку, — сказала на это Томка и предложила прекратить разговоры. — Скоро будет светать.
— В юной душе Юли поселилась тревога за совсем недавно ещё неизвестного ей человека.
«Такой хороший, симпатичный, и такое ему в жизни, — упрекала она кого-то, кто руководит судьбами и жизнями. — Кому тогда быть счастливым, если такие страдают?» И прощались они не так, как со всеми прощаются. Юле хотелось прижаться к его груди, а Анатолию — не выпускать её горячей руки.
24
Нина радовалась за Анатолия, желала ему без огорчений пронести вспыхнувшее большое чувство. Она радовалась ещё и потому, что ей уже не надо скрывать своих чувств к Сергею. Нина всем существом своим ощущала плохо скрываемую любовь к ней этого человека, ждала объяснений. Боялась объяснений. Зная свою неполноценность, Анатолий не делал этого, а после операции ждал случая. И вот случай наступил, только решится ли он в этот раз сказать то, что велит ему сердце? Как ему помочь преодолеть нерешительность? Он, похоже, не понимает, что он не только не уродлив, а прекрасен! Как убедить его в том, что он достоин прекрасной партии? Соответствует ли ему эта куколка Юля? Хороша собой, похоже, не притязательна. Но тут же человек с идеей, а это как человек с рюкзаком, наполненным камнями — тяжело, но надо нести. «Ничего, народят детишек и успокоятся», — решила Нина за Анатолия его судьбу, и тоже успокоилась.
Вот уже осела пыль от колёс, машина скрылась за мыском молодого осинничка, а провожающие всё стояли и смотрели туда, где последний раз мелькнул серый бок машины.
— Хорошая девка! — сказал Пётр так, чтобы слышал только Анатолий.
— Очень! — подтвердил тот.
— Почему они развелись, ты не знаешь?
— Кто? — выпучил глаза Анатолий.
— Конь в пальто! Тамара, вот кто.
— А, чтоб тебя! — выругался Анатолий, сердито глянув на Петра. — Разве ж можно так! Алкаш муж и тряпка — вот почему!
— Сильно пил? Я тоже не прочь пропустить рюмку-другую.
— Не знаю, я с ним не пил.
— Тогда откуда знаешь?
— От верблюда! Она мне рассказывала.
— Ты… тоже с ней?
— Тоже. Тоже. Она меня человеком сделала.
— Ничего не понял. Почему тогда вы не вместе?
— Она ищет такого дурака, как ты. Умные ей ни к чему, сама умная. На пятьдесят квадратных метров два умных — это уже перебор! Всё понял?
— Борщ она умеет варить? Яйца на сковороде мне плешь переели.
— Умеет. Может, если что, и на голову его вылить!
— На тебя выливала?
— Я-то здесь с какого боку? Я что, муж? Я деловой человек, а с деловыми людьми надо обращаться аккуратно, как с хрустальными вазами. Поставить их в сторонку и любоваться, изредка пыль протирать с лысины. Вот так. Теперь всё понял, палаточный человек каменного века, человек молотка и зубила?
— Если я… Хотя чего тут… Ладно… Потом видно будет, — пролепетал Пётр, не обратив внимания на разглагольствования Анатолия. Да тому и не до того было, он рисовал картины своего красивого будущего.
25
Земля потрескалась от сухости на клеточки; трещины между клеточками в палец. Налетела саранча. Серые прожорливые тучи метались по обожжённому солнцем пространству и всё подчистую уничтожали. Горевали Сергей с помощниками: и этот год, как и прошлый, не вытянет их в люди, в холостую отработали, хуже того, долги выросли на порядок — проклятые проценты оплачивать
