подвоза пополнения, эвакуации раненых и доставки БК; и они могли постоянно менять дороги. У нас был всего один вариант, и мы были более уязвимы. Противотанковый ров, который шел километровой змеей на запад, имел в своих стенках лисьи норы, в которых могло легко поместиться два человека. Ближе к нам, в лесопосадках, были замаскированы одиночные окопы, в которых могли обороняться гранатометчики и сидеть фишкари.

— Прекрасная позиция с собранными и мотивированными бойцами.

Внезапно мое сознание стало включать заднюю передачу и отказывалось слушать командира: «Сейчас бы поспать».

— В общем, смотри «Констебль», мы попробовали взять их нахрапом. Результата, согласись, нет.

Он внимательно посмотрел мне в глаза, и я кивнул.

— Значит нужно менять тактику. Их нужно брать ночью, с двух сторон.

Я кивнул еще раз, хотя пока не понимал, что он от меня хочет.

— Разделишь группу на две части и будете заходить отсюда, — он показал мне пальцем направление. — И отсюда! Иди. Там тебя пополнение ждет. Я сейчас подойду. Там половина БСники, а половина зеки.

— «БСники»? — удивился я.

— Бывшие сотрудники. Военные, менты, УФСИНовцы.

Они в отдельной зоне сидели, откуда их и набрали.

— Эти хоть что-то умеют, наверное?

— Посмотрим.

Не успел я зайти в дом, где они располагались, ко мне подошел молодой и коренастый человек с живыми чертами лица и уверенным взглядом. Разговаривая со мной, он опирался на РПГ. Было видно, что он с ним хорошо знаком и умеет обращаться.

— Здравия желаю. Ты «Констебль»? — с военной выправкой задал он прямой вопрос.

Я кивнул.

— Как к тебе попасть в отделение?

— БСник?

Он кивнул.

— Сейчас командир придет — разберемся, кого куда.

— Стройся! — подал я команду.

Пока я рассказывал о себе в помещение вошел «Крапива».

— Привет. Я «Крапива». Ваш старший командир. Я так понимаю, что часть из вас имеет хоть какой-то опыт службы в армии, полиции и других ведомствах?

Бойцы закивали.

— Руки поднимите, кто служил. Что вы мнетесь, как бандерлоги?

Половина из пополнения подняла руки.

— Остальные, я так понимаю, зеки? Хотя это неважно. Впереди нам предстоят тяжелые бои. Каждому из вас выпала честь искупить свою вину и свои преступления — кровью. И вы ее искупите. Либо своей. Либо чужой. Выбирать вам. Все ясно?

Они нестройно подтвердили, что им все понятно.

— «Констебль» будет вами командовать. Принимай бойцов, — обратился он ко мне, — и помни, что нам нужна эта позиция! Как ты ее возьмешь, мне все равно.

Я повел пополнение к передовой и по пути нам стали встречаться бойцы, несущие на передок боеприпасы и провизию. Новобранцы молча обгоняли их, соблюдая дистанцию в семь метров. Я вывел их к повороту и не увидел привычное мертвое тело.

— «Констебль» — «Крапиве». Там у тебя боец есть из нового пополнения с позывным «Горбунок». Срочно отправь его обратно. Он нам очень нужен.

— Принято.

Я пошел вдоль присевших на корточки бойцов и стал искать «Горбунка». Им, к моему удивлению, оказался боец с РПГ. Я объяснил, что его требует к себе командир и увидел, что он напрягся. Я бы и сам напрягся, если бы меня вызвал командир, не объясняя причин своего интереса ко мне.

— А зачем я ему?

— Не знаю.

Я протянул руку и забрал у него РПГ.

— Если зовет, значит, нужен. Он тебе сам все объяснит.

Я остановил группу эвакуации и попросил их довести «Горбунка» назад в Зайцево.

— Не бойся. Командир только на вид злой. На самом деле он без дела тебя не обидит.

Боец кивнул мне, но было видно, что он судорожно пытается понять, что он успел такого сделать, что сам командир вызывает его к себе.

Сделав короткую передышку на заводе, я разговорился с Серегой «Басом» и «Максом». В основном говорил они, а я просто сидел и слушал. «Бас», увидев меня, видимо, сразу понял, что я постепенно слетаю с катушек. Он был тертый калач и воевал, видимо, не впервые, хотя особо не распространялся о своем опыте. В разговоре мы плавно перешли на обсуждение темы адаптации к войне и жизни на передке.

— Самое главное в адаптации что? — начал «Бас». — Понять, где ты! То есть вот в Молькино, мне «Макс» рассказывал, приехали такие персонажи — просто без слез не взглянешь! Ну пингвины такие, блин.

Он засмеялся.

— Ага! — включился «Макс». — Такие вопросы задавали:

«А можно там, если что, пытать? Зубы рвать?».

Он тоже заржал.

— Вот эти мамкины дети там. В лучшем случае, у него самое страшное воспоминание — это когда ему там в пятом классе какой-нибудь толстый бурдюк морду набил. Разбил нос. Ну что-нибудь такое. А они: «Пыта-аа-ать!» Помнишь, — обратился «Бас» к «Максу», — был вот такой момент — мы когда шли нашей группой с Зайцево сюда. Мы последние идем, тащим патроны — два ящика — замыкаем. А впереди там вся эта молодежь, которая до этого скакала, плясала с пулеметами. Деловые эти. И тут по горке «Град» начинает работать!

— Получается, что мы с «Басом» чуть не первые оказались! Они все резко так затормозили, и мы, получается, выбежали вперед, — подхватил «Макс».

— Ага.

Они рассказывали свои истории, и мне становилось теплее от их простоты и легкости.

— Ну я смеюсь и говорю «Максу»: «Они там жмура никто не видел. Сейчас посмотрим, что будет. И тут же поднимаемся наверх, а там лежит хохол этот на повороте. Опа!

«Бас» стукнул себя ладонями по коленкам.

— Когда вот брали эту дорогу с Зайцево на Опытное, там «Пятерка» шла, а перед нами РВшники. Вот они там хохла этого завалили. Он валяется.

«Бас» посмотрел на меня.

— Мы, кстати, убрали его, если что.

— Я видел.

— Они идут. Глаза выпучили. Я им и говорю:

«Ну, понима-аа-аю. Поня-аа-атно, что вы там бабушку, в лучшем случае, хоронили — и то там, наверное, прятались».

Я смотрел на «Баса», который мне напоминал матерого солдата Станислава Катчинского из книги Ремарка «На западном фронте без перемен», и мне становилось легче.

«Макс» тоже с удовольствием слушал его скетч про «понторезов» — новичков — и кивал в знак согласия.

— Вот я и говорю. Адаптироваться — это… то есть надо понимать, куда ты попал. Что это не прогулка, как вот нашему большинству казалось: что сейчас мы придем, украинцев там этих вырвем, туда-сюда. Я ж говорю, думали «ура-ура!», а оказалось: «уря-уря…». Вот это главное. Ну и плюс надо думать.

То есть если ты стоишь, кто бы ты ни был — начиная от последнего стрелка-штурмовика и заканчивая там командиром — если уж тебе там выпала